Дикарь

— Чего? — возмущается педогог, сейчас как никогда остро напоминая Шурика из «Кавказской пленницы».

— Не обращайте внимания, Николай Иванович, у Константина Леонидовича своеобразное чувство юмора. Он думает, что всем смешно, но никому, кроме него самого, не весело.

— И тем не менее, — приподнимает и читает только что созданную в приёмном для меня карточку, — Ульяна Сергеевна, вы прибежали за помощью ко мне.

— Прибежала? — горько смеюсь. — Я не прибежала, Констатнтин Леонидович, как вы изволили выразиться, — кривлюсь от боли, отвечая в его же манере. — А примчалась к вам на карете скорой помощи.

— Странный какой-то доктор. — Садится рядом со мной на кушетку Николай, он же Шурик.

— Я об этом давно говорю, но мне никто не верит.

— Так! Пошутили — и хватит! Шурик — на выход! — Ух ты, значит, и вправду похож, раз Ткаченко тоже это заметил. — Ульяна Сергеевна, приказываю вам поместить травмированную ногу на возвышение так, чтобы вам было комфортно.

Подаёт мне валик, выставляя парня из кабинета. Шурик возмущается, но не сильно.

— Зря вы так, хороший же парень.

— Хороший — это скучно, — рассуждает Ткаченко, разглядывая мою травму, а я думаю о том, тщательно ли побрила ноги сегодня утром, не видно ли волосков. — Холодный компресс прикладывали?

Мотаю головой.

— Не догадался ваш хороший, что везти вас в карете надо было с ледяным пакетом горошка, примотанным к ноге. Плохо. Это нужно для того, чтобы уменьшить отёк при вывихе голеностопа.

— У меня вывих?

— Я очень на это надеюсь. — Немного покрутив ступню. — Скорей всего. Поднимите-ка юбку повыше.

Звучит эротично. Хотя не должно.

Эпилог

Эпилог

— Горько! — кричат гости, и я с удовольствием засасываю свою жену в очередном неандертальском поцелуе.

Её круглый животик только придаёт ей очарования. А сам факт того, что внутри мой пацан, делает её самой желанной для меня женщиной в мире.

— Салатик не передадите? — кричит мне через стол её коллега Алла.

Сую ей миску.

— Это ты её пригласила? Она сейчас в холле нашей столовой уселась передо мной в короткой юбке и давай ноги перебрасывать. Тоже мне Шэрон Стоун. Вам, говорит, от беременной жены сейчас наверняка внимания мало. Прибил бы.

Смотрю на шальную девку волком.

— Не приглашала я её, — смеётся Забава. — Света — моя свидетельница, а эта сама пришла. Не выгонять же её в шею. Пусть ест, может, подобреет.

— Прийти без приглашения на свадьбу — это сильно.

— А ты сам виноват, не надо было с ней танцевать.

— Я тебя ревновать заставлял. Ты ж меня игнорировать взялась.

— Ну вот теперь отвечай за того, кого приручил. А Сёма где?

Морщусь от громкой музыки. Боюсь танцев. Приступаю к еде.

— У него дела, — отвечаю жене с набитым ртом. — Скоро явится. Степановна сказала, он очень переживает, что ты выбрала меня, а не его, — перехожу на рычащий шёпот и при этом ожесточённо режу мясо.

— У меня уже пузо подбородок подпирает, а Сёма всё переживает.

— А вот и он, — комментирую появление старосты.

Семён входит в нашу столовую при клубе в таком шикарном костюме, что даже моя жена перестаёт есть и зависает с вилкой у рта, хотя на ней платье невесты. И она могла бы вообще смотреть только на меня.

— Я, конечно, слышал, что женщина во время беременности особенно голодная в этом плане. Но тебе есть с кем утолить этот голод. — Помогаю ей донести зачерпнутый оливье по назначению. Ладонью аккуратно возвращаю челюсть в верхнее положение.