Дикарь

Харпер улыбнулась. Да, это звучало очень похоже на её маму. Она любила литературу. И вдохновляла других любить её. Эта мысль напомнила ей Лукаса, выражение глубокой печали на его лице, когда он отдавал Харпер рюкзак с записями её мамы.

«Следовало оставить их у него».

Да, конечно, она должна была это сделать. О чем она только думала? Ну, она, конечно, думала, что нашла ещё один драгоценный кусочек прошлого, который ей так отчаянно хотелось сохранить. Что-то осязаемое. Но, похоже, эти записки помогали и поддерживали Лукаса, когда для неё они были всего лишь подарком на память.

«Неужели я сделала с ним то же самое, что произошло со мной? Отняла что-то безумно важное, что приносило радость и свет?»

У Харпер упало сердце.

— Так что же теперь будет с Лукасом? — спросила Райли, расстегивая липучку и снимая накидку с Харпер. — Он собирается остаться в лесу?

Харпер нахмурилась, когда вновь встретилась взглядом с Райли в зеркале.

— Не знаю, много ли у него вариантов. Я имею в виду, что у парня нет семьи, о которой он знает, нет формального образования или опыта работы… Но… в нём что-то есть… Боже, это трудно объяснить. Он одновременно и дикий, и — не знаю, как бы это сказать — невинный? Нет, не то. Вдумчивый? Рассудительный? — Она покачала головой, расстроенная, что не может точно описать его, подобрать верное словно. — Чувствительный.

— У тебя сейчас такие забавные глаза, — заметила Райли.

Когда Харпер взглянула на неё, то увидела, что подруга наблюдает за ней с выражением наполовину озадаченным, наполовину удивлённым.

Харпер закатила глаза.

— Я в порядке. А он просто загадка.

— Ну да, конечно, он — загадка. Он вырос на грязи, снеге и школьных заметках о «Графе Монте-Кристо». Он, наверное, чертовски запутался.

Несмотря на то, что это было сказано с сарказмом, Харпер рассмеялась.

— А кто бы не запутался? — спросила она, рефлекторно пытаясь защитить Лукаса, хотя знала, что Райли в основном шутит. — Ты можешь себе это представить, Райли? Одиночество, с которым он, должно быть, жил все эти годы? Не знаю, смогла бы я выжить. Смогла бы я справиться с подобным.

— Конечно, смогла бы. Ты — самый сильный человек, которого я знаю.

Харпер слегка улыбнулась. Она оценила уверенность подруги, но задалась вопросом, был ли кто-нибудь достаточно силен, чтобы пережить это без каких-либо серьезных психологических травм и последствий.

— В любом случае, мне нужно бежать. — Она встала, обошла кресло и снова обняла Райли. — Спасибо тебе за это, — сказала она, указывая на стрижку, которая ей не была нужна, но которая позволила навестить подругу под бдительным оком владелицы салона.

— Береги себя, — сказала Райли, когда Харпер вручила ей деньги за стрижку, вместе с неплохими чаевыми, сложив купюры в несколько раз, чтобы подруга не пыталась вернуть чаевые, как делала это всегда. — И дай мне знать, если тебе понадобится какая-нибудь помощь.

— Обязательно. — Харпер помахала на прощание другим знакомым стилистам.

Колокольчик над дверью звякнул, когда она уходила.

Не успела она пройти и квартала, как зазвонил телефон. Она вытащила его из кармана, и когда увидела, кто это, её сердце забилось быстрее. Она отошла к стене здания, чтобы не торчать посреди тротуара и не мешать прохожим.

 — Алло.

— Привет, Харпер. Я звоню тебе по поводу… наверное, тебе лучше присесть… — Голос у агента Галлахера был поразительно взволнованным.

У Харпер перехватило дыхание, и она прислонилась к деревянной обшивке хозяйственного магазина.

— Я вас слушаю.

— Мне звонил коронер. Харпер, есть доказательства, что твоих родителей застрелили.

— Застрелили? — Какое-то мгновение это слово не имело смысла, будто агент Галлахер говорил на неизвестном иностранном языке. — Я ничего не понимаю.

— Я тоже, но их дело сейчас рассматривается как убийство.

Глава двадцать пятая

Джек

Капель. Плеск. Свист. Зима таяла, освобождая лес от своих снежных оков. Земля впитывала живительную влагу и уносила глубоко вниз туда, где жизнь деревьев, растений и цветов замерла в ожидании, чтобы возродиться вновь. Джек ступил на мягкую землю, ища глазами что-нибудь съедобное, в надежде наполнить свой пустой желудок. Скоро снова будет достаточно еды, и эта мысль принесла отдалённый намёк на радость. Тяжёлое чувство, поселившееся в нём со смертью Щенка, казалось, сокрушало всё, что приносило счастье раньше, уменьшая его, делая незначительным. Тёмная, тянущая боль была больше всего остального, она затмевала всё вокруг.

«Щенок. Щенок. Щенок…»

Ком подкатил к горлу, и Джеку пришлось замедлить шаг, чтобы успокоиться и взять себя в руки.

Легкий порыв ветра принёс с собой ужасный запах. Джек сморщил нос и, услышав низкое ворчание, повернуться вправо. Что-то шевельнулось в кустах.

«Кабан. Огромный».

Джек медленно присел в боевую стойку. Удивительно, но он не боялся. Эта тяжесть внутри даже страх делала маленьким.