Бахаю стакан на стол и складываю руки на груди. Выглядываю в окно – парочка все еще выясняет отношения. Прохожусь взглядом по мощному развороту Румянцевских плеч. М-да, на Михаиле природа явно не отдыхала. Щедро отсыпала ему мускулатуры. А лучше бы мозгов, такта и вежливости…
Нет, не могу я его не привезти. Мне место заместителя руководителя обещано. А такие предложения бывают раз в пять лет! И уж точно не в двадцать пять. Большинству в моем возрасте до такого расти и расти. Опять же, папа будет мной гордиться. Мама перестанет убиваться, что я работаю на износ, не вылезая из офиса. И Андрей Петрович будет доволен. Да. А почему нет?
Мне приказано привезти, и я привезу. Любыми правдами и неправдами. А потом сделаю все возможное, чтобы убедить Румянцева-старшего в том, что его потенциальный преемник совсем не годится на эту роль. Хотя, думаю, тут даже убеждать не придется. Одного взгляда будет достаточно. Это как пустить слона в посудную лавку. Сломает все! Даже то, что априори сломаться не может…
Снова хватаюсь за стакан и залпом осушаю кисловатую воду с лимоном. Ополаскиваю за собой посудину и только собираюсь проведать “свою” многострадальную сарайку и проверить, не утонули ли в чемодане рабочие бумаги, которые я везла внуку Румянцева, как входная дверь хлопает и слышатся тяжелые шаги.
Я припадаю попой к кухонному гарнитуру. В поле моего зрения появляется Миш…кхм, Михаил. Зыркнув в мою сторону, Румянцев-младший проходит к холодильнику.
Я, вытягиваясь по струнке, решаю прыгнуть с места в карьер:
– Михаил Русланович, нам нужно обсудить один важный вопрос. Буквально жизни и смерти.
– Вчера, значит: Миша, Мишаня, Чурбан и Дикарь, а сегодня Михаил Русланович? – фыркает этот невыносимый мужчина.
– Прошу прощения, – скрипя зубами, говорю я. – Я же не знала, что вы – это вы! И вообще, нечего было прикидываться грубым аборигеном.
– Я не прикидывался, Милка. Я и есть грубый абориген. Что, не слышала, что ли, мою бывшую жену?
Я захлопываю рот. Крыть нечем. Интересно, почему развелись?
Дикарь…тьфу ты! Михаил начинает суетиться на кухне, готовя завтрак. Достает из холодильника десяток яиц и бахает на варочную панель сковороду. Щелкает по кнопочкам и тянется за разделочной доской. Руки этого “грубого аборигена” действуют умело и ловко.
Я, засмотревшись, на мгновение забываюсь. И только когда на сковородке начинает шкворчать сало, отмираю. Подкрадываюсь к “наследничку” со спины и говорю:
– Ваш дед – Андрей Петрович Румянцев – при смерти, – решаю брать шоком.
Вот только это животное шокированным не выглядит. Говорит спокойно:
– Отправлю ему сочувственную открытку.
– Чего? Вы слышали, что я сказала? Андрей Петрович скоро умрет!
– На слух не жалуюсь.
– Вы единственный наследник огромного состояния!
– В Аду я видел это состояние.
– Вашему деду нужен преемник! Вы обязаны поехать со мной в Москву!
– Ошибаешься. Я никому и ничего не обязан, Милка! – бросает взгляд через плечо дикарь. – Долг родине я отдал. Дом построил, сына родил, дерево посадил. Все. На этом – финиш.
– Да как вы можете так говорить? – охаю я. – Это же ваш родной человек. Ваша кровь! Нельзя же быть таким… безучастным и бессердечным! – новая попытка надавить на жалость.
И-и-и… она с треском проваливается:
– Я еще и не так могу. Передайте своему Андрею Петровичу, что нет у него наследника. Пусть ищет себе преемника среди тех болванов, которые заглядывают ему в пасть и лижут его дряхлую задницу.
Я в возмущении открываю и закрываю рот. Ну, точно абориген!
Пока пытаюсь подобрать цензурные слова и выстроить новую стратегию действия, Михаил успевает поджарить глазунью и накрыть на стол. А в чувство меня приводит его крик в сторону лестницы второго этажа:
– Димка, давай за стол! Завтракать будем. Наверняка мать не кормила утром.
И уже мне:
– И ты тоже.
– Спасибо, я не…
– Ближайшее кафе в ста километрах. Перед дорогой нужно позавтракать.
– К-какой дорогой? – таращу глаза. – Мы что, куда-то едем?
Неужели так быстро сдался?
– Ты едешь. Обратно. В свою Москву, принцесса.
– Не поняла. Вы что, меня выгоняете?!
– Твой важный вопрос мы обсудили. Ответ ты получила. Следовательно – не вижу причин, по которым тебе стоило бы задержаться. Садись, – ставит передо мной на стол тарелку с двумя желтыми яичками. – Завтракай и в путь, – упирает руки в бока и сверлит своим темным хмурым взглядом сверху вниз.
– Я никуда без вас не поеду, – топаю ногой, отзеркалив его позу.
– Надо же. А я никуда ехать не планирую. По крайней мере в ближайшие пару месяцев. Что будем делать?
– Значит, я буду жить у вас, пока вы не передумаете.
– Я не передумаю.
– И все же! Буду брать измором.
Михаил усмехается и машет головой. Ставит еще две тарелки, для себя и для сына и, со скрипом ножек стула по паркету, усаживается во главе, стола самодовольно заявляя:
– Только зря потеряешь время и попортишь свои белые перышки.
– А я не белоручка. Переживу как-нибудь.
– Ну-ну.
– У вас есть, что мне на этот счет сказать?
Михаил поднимает взгляд и открывает рот, явно собираясь выдать свою очередную фирменную грубость. Но его перебивает появившийся на кухне сын Дима.