Дикари

Колесница из сандала, пахучего дерева, представляла собой легкую, очень устойчивую повозку, в которую запрягали двух британских лошадей; в сухое время года Металла ездила в ней в Рим по песчаной дороге, которая вела к столице параллельно Аппиевой, вдоль парков и фруктовых садов больших поместий. Богачи провели дорогу для своего пользования и поддерживали ее за свой счет, чтобы избежать пробок и пыльной мостовой. Лошади легко скакали по ней галопом, но проливные дожди делали ее труднопроходимой.

* * *

Сертий проводил свою клиентку Нимфидию Помпозиану, супругу Метия Помпозиана, которая пользовалась услугами самого шикарного салона красоты города, до лестницы. Лестница спускалась в сад, а сад выходил на улицу Лавиниа.

С галереи, тянувшейся по всему фасаду элегантного здания, где Сертий демонстрировал свое искусство, он увидел остановившуюся колесницу Металлы. Если не весь Рим, то уж вся знать, а уж парикмахер тем более, в чьем заведении сплетни передавались с быстротой молнии, уже знали, как возница Менезия в один и тот же день была наказана кнутом за свою наглость и получила пергамент о свободе.

В сапогах до колен, Металла старалась подняться по лестнице так, чтобы ее скованность не была заметна, пусть даже раны вновь откроются, только бы не выглядеть смешной оттого, что в низу спины у тебя болит.

Сертий пошел навстречу ей.

— Металла! — воскликнул он, играя свою роль модного парикмахера. — Ты прекраснее, чем обычно! Красивая, богатая и свободная! — Он отступил немного, чтобы полюбоваться ею, держа руки амазонки в своих. — Не было бы счастья, да несчастье помогло, — теперь уже доверительно сказал он. — Гибель Менезия привела тебя к счастью...

Он взял ее за талию, чтобы довести до кабинки. Лицо возницы исказила гримаса боли.

— Ах! Прости, моя дорогая, — сказал он еще тише. — Ты так прекрасно держишься, что я и забыл, что ты получила от галла не только много хорошего...

Металла рассмеялась.

— Уже весь Рим конечно же в курсе? — спросила она.

— Что касается Рима, то точно! Этот Сулла... Как только о нем перестают говорить, то он сразу совершает что-нибудь необыкновенное. А теперь ты даже не имеешь права его ненавидеть, ведь ты его вольноотпущенница, — продолжал он, препроводив возницу в одну из самых шикарных кабинок своего заведения. — Впрочем, ты его полюбишь. Ты любишь кровь и грубую силу. Он, галл, и ты, британка, вы оба — настоящие римляне, в лучших традициях. А я, хотя и рожден в Лации[68], со своими румянами и накладными волосами принадлежу к тем, кто вырождается...

В кабинке располагались лежанка для массажа, туалетный столик с большим овальным идеально отполированным серебряным зеркалом и креслом, в котором можно было изменить наклон спинки, опустить сиденье. А для косметичек — два табурета с подушечками.

— Тебя сначала помассировать? — спросил он. — Как твоя спина?

— Думаю, что не надо, — сказала она.

— В любом случае можно помассировать и другие части тела. А потом мы вымоем твои волосы. Кого прислать?

— Не важно, кого хочешь, — небрежным тоном бросила Металла, чтобы обмануть парикмахера. — Знаешь, я подумала, — быстро добавила она, — некоторое время назад у тебя была брюнетка с очень черными глазами, которая занималась моими руками и ногами. У нее хорошо получалось. Можешь ее позвать ко мне? Понимаешь, о ком я говорю?

— Брюнетка? — повторил он, рассматривая руки своей клиентки. — Действительно, твои руки нуждаются в уходе! У нас много брюнеток...

Сертий, зная о пристрастии Металлы к девушкам, начал понимать, что возница приехала к нему с определенным намерением. Брюнетка, видимо, приглянулась ей.

— Ты не можешь вспомнить ее имя?

— По правде говоря, — сказала Металла, которая уже ругала себя за то, что не спросила ее имени, — я как-то не обратила внимания...

Может, ее забывчивость заставит поверить в ее равнодушие?

— Какая она из себя, брюнетка?

— Она собирает свои волосы в шиньон, у нее выступающие вперед груди... Я теперь припоминаю, что она носит очень длинное платье, в восточном стиле.

Сертий засмеялся:

— Значит, выступающие груди тебе запомнились... Я думаю, что знаю, о ком ты говоришь. Пока она занималась твоими руками, ты сжимала ее пальцы своими, а она делала вид, что ничего не замечает, не так ли?

Металла почувствовала, как ее лицо начинает краснеть. Она была удивлена, но это необычное состояние соответствовало тому чувству, которое она испытывала к красавице с черными глазами. Она тоже рассмеялась, чтобы скрыть свое волнение.

— Ты нескромен, Сертий! И как только ты догадываешься о таких вещах?

— Я знаю эту девушку и знаю тебя... Я не сомневаюсь, что ты попыталась заинтересовать ее...

— Не скрываю. Так она еще работает у тебя? — спросила она с некоторым беспокойством в голосе.

Девушки не долго задерживались в салоне Сертия. Патриции или их супруги перекупали их у парикмахера для своих нужд за цену, в десять раз превышающую ту, которую платил он.