Дикари

Она вернулась в комнату, где все еще спала молодая девушка. Сквозь ставни пробивались лучи восходящего солнца. Села на кровать, рассматривая лицо Алии, разметавшиеся черные волосы, груди, не прикрытые никакой ночной одеждой, и закрытые глаза, которые плакали этой ночью... Христианка! Она положила себе в ложе христианку. Как похожа она на тех, кого львы разрывают на арене. И она любила ее! Почему Алия плакала? Потому ли, что слова священника с закрытым лицом о жестокости цирка вызвали у нее образ окровавленной возницы Металлы, лежащей около своей колесницы? Или она плакала о самой себе, от страха перед ареной? Ведь ее могли схватить и заставить умереть ужасной смертью.

Луч солнца упал на кровать. Спящая девушка открыла глаза и не увидела рядом с собой подругу. А повернувшись, обнаружила, что она сидит. Тут же на ее глаза навернулись слезы.

– Алия, Алия, дорогая моя, – сказала возница, наклоняясь над ней и стараясь обнять. Она почувствовала, как ее охватывает странное ощущение, которое никогда до этого мгновения она не испытывала: необходимость защитить эту голубку, эту овечку. – Я тебя люблю, я тебя люблю, слышишь! – сказала она. – Что тебе там сказали, там, где ты была этой ночью, кто заставил тебя плакать?

– Мне сказали, чтобы я молилась Богу за тебя... – И молодая девушка поцеловала руку возницы – ту руку, которая бросала копья и усмиряла упряжки. – Я боюсь, – сказала она, заливаясь слезами. – Я прошу тебя, увези меня! Увези меня подальше отсюда...

Глава 23

Горькая чаша консула

Хотя клепсидра показывала, что двенадцатый час ночи прошел, Нестомарос все еще корпел с двумя секретарями-счетоводами в одной из комнат дворца Менезия, отведенной под архивы и бумаги патриция. Фальшивый галльский управляющий старался прояснить положение дел с дворцовыми счетами. Они были в значительной степени подделаны его предшественником, управляющим Патробием, исчезнувшим после того, как он, по словам сутенера Ихтиоса, способствовал отравлению Менезия.

Лица двух рабов-секретарей осунулись от усталости. Изгнанник пожалел их и отправил спать в комнаты, которые располагались в пристройках. Сам он отставил свитки и дощечки, думая отложить до завтрашнего дня окончательное решение вопроса. Прошел через большой атрий и вышел в сад подышать свежим морским бризом.

Он прогуливался по большой аллее, обсаженной кипарисами, как увидел торопящегося к нему одного из дежуривших у входных ворот охранников.

– Господин Нестомарос, – сказал он, – я искал тебя. Только что около дворца проехали повозки, они перевозят трупы к вонючим рвам. Один из обритых сделал мне знак, и, когда я подошел к нему, он дал мне эту табличку и заставил поклясться, что я передам ее тебе в собственные руки...

– Благодарю тебя, мой друг. Но что такое вонючие рвы? – спросил Изгнанник, который никогда не забывал о том, что играет роль галла, приехавшего из провинции.

– Это место, куда бросают трупы бродяг и нищих, и там же их сжигают, господин. Место находится за воротами Виминала.

– Правда? Что за город! – воскликнул Нестомарос. – У нас, в Галлии, даже бедняки получают приличную могилу...

– Здесь их слишком много, господин, – заметил стражник. – Могу ли я идти, если позволишь? Я должен стоять на посту...

– Спасибо, храбрец, и сторожи хорошенько! – бросил Изгнанник, возвращаясь в атрий.

Подойдя к одной из горевших еще ламп, он рассоединил две дощечки, обвязанные веревкой и запечатанные восковой печатью, и прочел:

"Ave, друг! Доносчик сообщил префекту ночных стражей, кто ты есть. Я из верного источника знаю, что он придет тебя схватить завтра, в день нон[72] текущего месяца, в середине дня. У тебя есть время бежать, только не возвращайся к нашему смраду. Я боюсь, что префект узнал также и о том, что ты здесь жил. Так что беги. Твой друг Сулла, несомненно, поможет тебе. Пусть Меркурий сопровождает тебя в этом путешествии! Помни о моей дружбе, которой я остался верен. Valete"[73].