Дикари

Лицом он, по счастливой случайности, больше походил на свою мать Флавию Домициллу, чем на отца Веспасиана, черты лица которого, как заметил один насмешник, были постоянно искажены усталостью от жизни в седле.

– Давно я не видел такой красивой женщины, – продолжил Цезарь, – и вдруг, накануне того, как она должна разделить со мной ложе, она сбегает. Это необъяснимо и оскорбительно...

– Я согласна с тобой, – сказала Домитилла, – и я просто не понимаю, в чем тут дело...

– А Кассий Лонгин? Разве у него недостаточно ночных стражей и доносчиков в этом городе? Что известно ему?

– Насколько я знаю, не больше, чем мне. Он что, смеется над нами? У него есть хотя бы версия или подозрение?

– Да. Конечно. Он подозревает галла Суллу, наследника Менезия, который, как он говорит, влюблен в красавицу.

– Галла? – удивился Цезарь. – В чем он его обвиняет?

– Во всем. В том, что он упрятал ее под замок или убил. Он конечно же преувеличивает. Возможно, тебе известно, что я сама недавно узнала, – Кассий принадлежит к клану Лацертия и старается, естественно, очернить галла, который бросил Лепида прямо под ноги его другу, направлявшегося к трибунату...

– А ты что об этом думаешь?

– Я полагаю, что Манчиния слишком умна для того, чтобы подчиниться этому галлу, даже если он ей нравится и они вместе спят. И хочу добавить, что тот, кого называют Суллой, является идеалом истинного солдата, преданного Риму, его знаменам, императору и так далее, и что он, соответственно, не будет пытаться оспаривать у тебя эту девушку, на которую у него нет никаких прав. К тому же, если я хорошо поняла, у него и так полно забот с тех пор, как он унаследовал состояние Менезия.

– Каких забот? – поинтересовался Цезарь, устраиваясь поудобнее на кресле, подголовник которого осторожно отрегулировали два раба – парикмахер и гример, накладывавшие ему на лоб и щеки горячие и холодные салфетки.

– Лацертий и его приспешники шли за ним по пятам, как сторожевые псы за медведем, они говорят, что тот обманным путем получил наследство Менезия.

– Это я знаю, – заметил Тит. – Это было сказано публично, и как раз Манчиния в моем присутствии это отрицала.

Тит полностью доверял своей сестре и каждое утро, совершая свой туалет, выслушивал из ее уст последние римские сплетни. А его искренняя любовь к легионам, которыми он командовал в Палестине, где он собственноручно убил двенадцать еврейских воинов двенадцатью стрелами в день взятия Иерусалима, заставляла его склониться к той мысли, что галл Сулла оставался верен императору даже будучи обманутым любовником.

– А муж? – продолжал он. – Это могло исходить от него! Ведь у нее же есть муж.

– Не совсем, – пошутила Домитилла, которую раб обмахивал изящным опахалом, сделанным из слоновой кости и обтянутым тканью, привезенной из Китая. – Тот, кого зовут Патрокл, интересуется только мужскими гениталиями и каждый раз благодарит богов, когда кто-то удовлетворяет его жену. Если этот «кто-то» еще и занимает императорский трон, то, как я полагаю, он просто забудется от счастья...

– Сегодня утром ты в ударе! – смеясь, заметил Тит. – Но это не заменяет нам Манчинию, – добавил он уже совсем другим тоном.

Домитилла, зевая, отдала служанке кубок с охлажденным лимонадом, который пила. Она не поддержала замечания своего брата относительно Манчинии.

– Я мало спала сегодня ночью, – пожаловалась она. – Оппий Сабин вчера вечером давал обед, на который я была приглашена и который закончился очень поздно.

– И что там было интересного? – спросил Тит, ожидавший уже каких-то откровений.

– Ничего, и я пошла туда только затем, чтобы видеть, а не слышать...

– Чтобы видеть?

– Чтобы увидеть собственными глазами племянницу Цезонии, новой жены Оппия Сабина, которую он привез откуда-то из Африки. Хотя она всего несколько дней в Риме, все уже говорят о необыкновенной красавице. И так как я готова на все ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я решила поскучать там именно с этой целью... И действительно, она еще лучше, чем о ней говорят. Когда ты увидишь эту девушку, – вернее, женщину, потому что ей двадцать два года, – то не успокоишься, пока не разденешь ее и не проткнешь своим копьем... Большинство приходивших на обед мужчин, видевших ее в довольно открытом платье, несколько минут стояли вытаращив глаза. Это выглядело комично.

– А когда же я увижу это чудо?

– Завтра! В Остии, куда я пригласила ее от твоего имени и с полного согласия Цезонии. Она с радостью ожидает того события, которое случится с ее племянницей, и поклялась мне, что та еще девственница, несмотря на ее возраст. Можно только порадоваться тому, что в Африке цветет добродетель! Для женщин, приезжающих из провинций, твоя кровать является самым лучшим памятником Рима!

* * *