Дикари

– Ты не ответил на мой вопрос, – заметил Мемнон. – Я хочу спросить: она нужна тебе, чтобы ухаживать за птицей, или для других вещей, скажем более личных?.. – И он засмеялся в конце фразы. Потом продолжил, потому что галл ничего не ответил: – У тебя есть вкус. Представь себе, что у меня возникли те же идеи. Ты знаешь толк в земле, в кормах, может быть, еще в животных, но ты должен признать, что я разбираюсь в мужчинах и женщинах... У каждого свое ремесло, правда? Эта малышка очень хорошо сложена. Она будет очень красивой через два-три года. Я обучу ее танцам, и игре на флейте, и еще тому, чему ты сам хочешь ее научить, если я правильно тебя понял. И когда она усвоит все, что надо, я отправлю ее в Рим к моему компаньону, который содержит там крупное заведение. Он извлечет из этого максимальную выгоду.

Сулла продолжал ехать рядом с повозкой, ничего не отвечая, потом он внезапно сказал:

– Ты ошибаешься. Я не думал об этом. Но теперь мне понятно, в чем заключен твой интерес, и ты имеешь право защищать его, как считаешь нужным... А сколько будет стоить малышка, когда станет такой, как ты мечтаешь?

– В Риме, если ее с умом продать сводне в возрасте семнадцати лет, – десять тысяч сестерциев. Может быть, пятнадцать, если приглянется какому-нибудь шестидесятилетнему толстосуму. Многие в этом возрасте нуждаются в молоденьких, способных разбудить в них то, что ослабевает с возрастом...

Мемнон захохотал, откинувшись на кожаные подушки. Сулла дал ему время посмеяться, а потом прервал:

– Согласен на десять тысяч.

Он произнес это бесстрастным тоном, в глубине души называя себя глупцом. Десять тысяч сестерциев за эту маленькую дурочку! Снова к нему пришло ощущение того, что ему надоела жизнь зажиточного земледельца и что он был готов выкинуть невесть что, лишь бы развеять свою тоску.

Мемнон больше не смеялся. Он остановил на галле изумленный взгляд.

– Это несерьезно, – бросил он.

– Совершенно верно, – иронически согласился Сулла. – Но что сказано, то сказано.

Мемнон недовольно пожал плечами:

– Ничего не было сказано! Я сказал тебе вначале только то, что не хочу ее продавать. Я хочу оставить малышку для себя, если уж хочешь знать все. Этой ночью, когда я приеду к себе во Вьенну, я прикажу ее хорошенько отмыть, чтобы отбить куриный и овечий запахи, и тогда я займусь ею... – Он подождал некоторое время, потом перешел на деловой тон, на этот раз без всяких шуток: – Только не она. Если ты хочешь другую девушку, скажи мне какую, и я назначу умеренную цену.

– Спасибо, – сказал Сулла. – Но меня интересует именно она.

Они продолжали двигаться рядом. Грек первым нарушил молчание.

– Послушай! – сказал он. – Если малышка задела тебя за живое, то могу кое-что предложить. Я велю остановить повозку и выйду из нее; ее к тебе приведут, вы подниметесь внутрь. А ты дашь мне тысячу сестерциев и лишишь ее девственности. Я оставлю тебя с ней на полчаса. Так ты получишь все, чего хотел, и не будешь ни о чем жалеть. Что до меня, то этот момент мне неинтересен. Предпочитаю, чтобы кто-нибудь другой потрудился до меня, я люблю ходить по проторенной дорожке. Честное предложение, не так ли? Если у тебя нет с собой денег – не важно. Ты подпишешь мне дощечку. У тебя конечно же есть банкир во Вьенне, как у всех в этой дыре? Скажи, ты согласен, крестьянин? – игриво заключил он.

– Согласен, – сказал Сулла. – А теперь пошел ты к черту.

Галл бросил это жестким голосом, и его слова прозвучали как пощечина.

– Ну-ка! Потише! – воскликнул Мемнон. – Что это за манеры? Сам немытый – и туда же, других учить! За кого ты меня принимаешь? Ты знаешь, кто я во Вьенне и Лионе?

– Я очень хорошо знаю, кто ты и во Вьенне, и в Лионе, и в других местах, – спокойно сказал Сулла.

На секунду он почувствовал, как ярость поднимается в нем, но призвал на помощь все свое хладнокровие. Бедная девчушка плакала, потому что не хотела разлучаться с манами[9] своих родителей!

Грек открыл было рот, чтобы возразить, но Сулла перебил его:

– Я знаю также, чем ты занимаешься помимо рабов...

– Следи за своими словами, мужлан! – закричал тот. – Я подам на тебя жалобу претору[10] Вьенны, если ты будешь меня оскорблять!

– Я тебя оскорбил?

– Ты собираешься это сделать! Я честный торговец и нахожусь под защитой всех патрициев области, которые являются моими клиентами, а то и просто должниками! Если ты скажешь еще одно слово в присутствии моего секретаря, то я возьму его в свидетели против твоих клеветнических обвинений, и тебя приговорят к выплате крупного штрафа!

Сулла покачал головой:

– Будет лучше, если твой секретарь выйдет отсюда. По крайней мере, он не будет в курсе всех твоих незаконных и нечестных делишек...

– Берегись, крестьянин! – пригрозил Мемнон. Грек вдруг замолчал, подумал мгновение и приказал рабу: – Спускайся, болван! Дай мне поговорить с этим грубияном. Давай, пошел! И не отходи больше двадцати шагов от повозки...

– Так-то лучше, – сказал Сулла. – Ты становишься благоразумным!

Раб-секретарь спрыгнул с повозки и пошел по дороге на достаточном расстоянии. Галл начал: