Дикари. Дети хаоса

После встречи с призраком отца я решил, что готов уже к чему угодно. Но я заблуждался.

Поскольку услышал, как глухой и невероятно зловещий голос произнес мое имя.

Я поднялся на ноги и огляделся. Голоса, если я действительно их слышал, смолкли, но насчет ветра я не ошибся. Он продолжал дуть, холодный и отрезвляющий, какой бывает в самую суровую нью-йоркскую зиму. Я двинулся назад, в попытке укрыться от него. Глаза у меня болели и слезились, лицо ныло от холода, а дыхание вырывалось изо рта вьющимися струями пара.

Потом, как и голоса, ветер стих.

Остальные находились там, где и раньше, и, казалось, не заметили произошедшего. Руди, Гуляка и Лейла сидели на земле. Хотя они были слишком далеко от меня, я видел, что Лейла разговаривает с тем же отрешенным выражением лица. Руди кивал и делал вид, что заинтересован ее рассказом, при этом небрежно развязывал ее топик. Куид продолжал возиться с двигателем, а Реджи стоял прислонившись к корпусу «бронко». Держа в руках маленький радиоприемник, он яростно крутил ручку настройки и наклонял в разные стороны антенну.

Ошеломленный и задыхающийся, я чувствовал, как меня опутывает жара пустыни. Я направился к останкам главного здания. По какой-то причине для меня было важно продолжать движение. Возможно, потому, что даже тогда я понимал, что что-то гонится за мной. Я ошибочно считал себя охотником, но чем ближе мы подбирались к Мартину, тем сильнее менялась ситуация. Он преследовал меня, и мы оба знали это.

Я провел рукой по предплечью. Кожа, на которой раньше выступали мурашки, теперь была скользкой от пота.

«Нам нужно убираться отсюда», — сказал я себе. Там, куда мы направлялись, могло быть еще хуже, но если мы останемся здесь, то погибнем.

Продолжая дрожать, я шагал вдоль внешней границы развалин, в попытке прочистить голову. Хотя солнце садилось, а жара медленно снижалась вместе с ним, я начал обильно потеть. Через несколько секунд я буквально взмок.

Я балансировал на лезвии бритвы и теперь терял равновесие.

Краем глаза я заметил, как что-то пронеслось мимо меня. Пошатнувшись, я развернулся, в попытке отследить его, но оно уже успело исчезнуть. В глазах все поплыло, затем резкость вернулась, и я услышал мимолетный детский смех. Сердце учащенно забилось, я оглянулся на остальных. Они ничего не замечали. Руди повел теперь уже обнаженную по пояс Лейлу в первую постройку, а Гуляка остался сторожить в дверях. Куид продолжал возиться с «бронко», а Реджи ходил маленькими кругами, в попытке что-нибудь поймать своим приемником.

Я заставил себя вернуться к остову главного здания, шагнул в дверной проем, ступив на то, что раньше было полом. За прошедшие годы он превратился в грязь, песок и груды мусора, намекавшие, что когда-то здесь жили люди. Я ощутил необъяснимую тягу к дальнему углу здания, где рядом с грудой сломанных досок торчал старый деревянный стул, будто намеренно выставленный там для метафорического эффекта.

Вокруг одной конкретной груды мусора, роясь, жужжали мухи.

Из-за выпавших из задней стены балок раздался еще один жуткий смешок. За ним последовал гул голосов — мужских, женских, детских — все говорили одновременно, кружили вокруг меня, затем взорвались вихрем оглушительных криков и жутких стонов. Страх грыз и царапал мои внутренности. Я принялся крутиться, в попытке сориентироваться и выяснить, откуда появились эти призраки и куда они скрылись. Но, как и те, что до них, они исчезли до того, как я успел их прочувствовать.

Вернулась тишина, тревожная и многозначительная.

Я провел руками по потным волосам. В нормальных обстоятельствах я заверил бы себя, что все это не по-настоящему, как и любой кошмар. Но я знал, что сейчас все иначе. Это — не дурной сон и не безумие. Останки этих построек, этого места, людей, которые когда-то здесь жили, пытались мне что-то сказать, привлечь сюда с определенной целью. То, что я считал возможным и невозможным, не имело значения. Я был не более чем пассажиром.

Передо мной стоял пустой стул. Я приблизился к нему, протянул руку и коснулся спинки. Дерево было выцветшим и потертым. У моих ног лежали груды старых досок и деревянных обломков, сваленных, как мне сперва показалось, совершенно случайно. Но, присмотревшись, я увидел, что гора, над которой роились мухи, возведена целенаправленно, чтобы скрыть то, что лежало под ней.

Между двух старых досок торчала какая-то странная палка — длинная, тонкая и загнутая. Палец.

— Я кое-что нашел! — закричал я, в надежде, что остальные меня услышат. — Сюда!

Я подошел ближе. Это был человеческий палец, с сухой и потрескавшейся кожей, ноготь частично почернел, будто обгорел, но был длинным, заостренным и определенно женским. Игнорируя инстинктивное желание убежать, я осторожно взялся за окружающие его доски и отодвинул их.

Сперва показалась кисть, затем вся рука. Она безжизненно шлепнулась в грязь, когда я ногой отбросил в сторону мусор и куски дерева, выпустив наружу жуткое зловоние.