Дикари. Дети хаоса

Джино мельком глянул на Харпер, затем снова перевел взгляд на джунгли.

— Нет.

— И я все время как на иголках. Всякий раз, когда я слышу шум или смотрю на джунгли, жду, что кто-нибудь бросится на нас. Превратился уже в чертов комок нервов. Представить не могу, каково ей было видеть, как это произошло. — Херм почесал загривок. — Жаль, что я наговорил тогда всякого Мердоку. Я в том смысле, что… у меня… у меня даже не было возможности помириться с ним. Я… я не всегда имею в виду то, что говорю. Мне… мне нужно научиться иногда помалкивать. Я…

— Хоть я и за то, чтобы ты почаще держал язык за зубами, такой старый морской волк, как Мердок, должен был бы получше знать свое дело и увести нас от шторма в безопасное место. Правда в том, что он пьянствовал у себя в каюте, а все управление яхтой возложил на плечи Дэвиса. Это стоило Дэвису жизни, и всех нас он чуть не угробил. Так что в любом случае, — сказал Джино, проходя мимо Херма к костру, — ты прав. К черту его.

Херм не был уверен, что поразило его больше — попытка Джино смягчиться или его последнее замечание, — и никак не мог решить, что ответить и отвечать ли вообще. Его спасли вернувшиеся в этот момент Даллас и Куинн, грязные и мокрые от пота.

— Готово, — сказал Даллас.

Херм жестом указал на Джино, присевшего у костра с крабом в руках.

— Наш прославленный вождь поймал ужин.

— Боже мой, — сказала Куинн, поспешив к Джино. — Еда!

Даллас тоже сильно хотел есть, но желудок у него все еще ныл от позывов рвоты. Отчасти ему хотелось поддаться страшной усталости и просто отключиться, но остров стал слишком опасным. Вместо этого он, подобно воину, призванному сражаться, цеплялся за холодную ярость, растущую внутри него, за свою низменную сторону, которую всегда отвергал, за первобытность, выползшую из самых темных глубин души.

Над океаном собирались тучи, медленно похищая солнечный свет.

— Наступает ночь, — сказал Херм.

«На солнце уже кровь, — подумал Даллас. — Почему бы ей не появиться на луне?»

Джино убил краба, и все постепенно сгрудились вокруг него. Обезумев от голода, жажды, страха и душевных мук, они стали разрывать краба на части, насаживать мясо на прутья и совать в костер.

Скрытое джунглями и все же находящееся ближе, чем они могли себе представить, за ними наблюдало нечто, столь же голодное и кровожадное.

Глава десятая

Костер разрывал ночь, потрескивая и выплевывая в воздух искры и языки пламени. Чем больше в него подбрасывали хвороста, тем сильнее он становился и тем отчаяннее сражался с тьмой. Первобытный и завораживающий, он обладал могуществом и магией, как ничто другое. И давал достаточно света, чтобы озарить лагерь и пространство вокруг него. Несмотря на истощение, сон приходил лишь короткими урывками, если приходил вообще. Все еще парализованная страхом, Харпер уже несколько часов таращилась на костер или всматривалась во тьму и скрывающиеся за ней джунгли. Куинн пыталась пару раз поговорить с ней, надеясь понять ее состояние и помочь оправиться. Но Харпер либо не хотела, либо не могла говорить, и в основном не обращала на Куинн внимания.

Пока Херм поддерживал костер, Джино бродил вокруг словно неспокойный дух. Ходил по песку или спускался к воде, после чего исчезал в ночи, только чтобы вскоре появиться вновь. Во время одного из своих обходов он заметил, что Даллас оставил Куинн возле костра и прогуливается по песку между лагерем и океаном. Это напомнило Джино лучшие времена, хотя он не знал почему. Он никогда не видел своего друга таким измотанным, таким истощенным, напуганным и уставшим. И все же в тот странный момент, когда присутствие друга выдавала лишь смутная тень, Джино вспомнил счастливые времена, которые они проводили вместе.

«Мы никогда больше не испытаем ничего подобного. Даже если сделаем невозможное и выберемся с этого Богом забытого острова, даже если каким-то образом вернемся домой, мы никогда больше не испытаем того покоя и раскрепощенности. Это навсегда останется с нами, шрам, который никогда не заживет».