— Ты хотела этого, — объяснил я. — А, кроме того, как рабыня, Ты должна бала отдаться ему полностью.
Она не отвечала.
— Ты правда сердишься?
— Да.
— А я слышал, что Ты вскрикивала и стонала от удовольствия, — заметил я.
— Это правда, — прошептала она. — Я действительно хотела отдаться. Насколько ужасной я теперь стала.
— Такие чувства, такие желания уступить, отдаться, не только допускаются для рабыни, но требуются от нее.
— Требуются? — вздохнула она.
— Да. Не путай себя со свободной женщиной. Ты очень отличаешься от нее.
— И как рабыня, я должна была отдаться. У меня не было никакого выбора, не так ли?
— Не было. Рабыня должна отдаться любому мужчине и полностью.
— Как же Вы сможете уважать меня? — спросила она со слезами.
— На живот! Подползи и поцелуй мои ноги, рабыня, — скомандовал я.
Она сделала так, как было ей приказано.
— Так каков был твой вопрос?
— Как? Как Вы можете уважать меня? — повторила она свой вопрос, наполовину задохнувшись.
— А и не уважаю, — усмехнулся я в ответ. — Ты знаешь почему?
— Да, Господин.
— И почему же?
— Поскольку я — рабыня.
— Правильно.
— Насколько сильны мужчины этого мира, — проговорила она, с любопытством. — Как они владеют и управляют нами. Как перед ними мы можем быть чем-либо еще кроме как женщинами?
— Твой вопрос об уважении был глуп. Возможно, сегодня тебя ждет порка.
— Пожалуйста, не наказывайте меня, Господин, — взмолилась она.
Я уже поворачивался, чтобы уйти.
— Господин! — окликнула она.
— Да.
— Сегодня вечером, я прошу быть взятой из каравана для Вашего удовольствия.
— Сегодня вечером, я думаю, что могу быть больше в настроении для Лоис или Инес, или возможно Присциллы. Мы посмотрим. И еще, сегодня вечером, в караване, Ты будешь связана, по рукам и ногам. Возможно, это научит тебя не задавать больше глупых вопросов.
— Да, Господин, — сказала она, глотая слезы.
Затем я перешел к шкуре кайилиаука, где уже стоял один из Пыльноногих. Грант уже стоял там. Казалось, что Грант отказывался снять шкуру.
— Хау, — поприветствовал я краснокожего.
— Хау, — ответил он мне.
— Ieska! — позвал один из сидевших Пыльноногих, вставая. Это было вторым из имен, под которыми Грант был известен в Прериях.
Это буквально означает — «тот, кто хорошо говорит». Менее буквально, это используется в качестве общего названия переводчика.
Грант извинился и пошел узнать, что хотел человек. Это был тот самый, кто осматривал топор. Краснокожий поднял три пальца, и затем он указал на темноволосую девушку, стоящую на коленях рядом с кайилой.
Немедленно она была позвана, и поспешила к нему, так быстро как могла, не поднимая своей головы, после звука его голоса. Когда она подбежала к своему хозяину и Гранту, ее владелец взял девушку рукой за подбородок и толчком поднял голову. Она глядела пораженно и дико, ей наконец-то позволили посмотреть вокруг. Она увидела других кайил и мужчин, Гранта, меня и девушек в караване. Сразу она была раздета и поставлена на колени голышом, перед Грантом. Он поднял ее и медленно повернул, осматривая, заставил выгнуть спину и положить руки на затылок. После осмотра, он снова поставил ее на колени.
— Тэрл, — крикнул мне Грант. Я подошел к нему, и он бросил мне свой кнут. — Проверь-ка, хорошо ли она чувствует кнут, — попросил он.
Девушка испуганно посмотрела на меня.
— На руки и колени, — приказал я ей, и она без колебаний приняла указанное положение.
Много может быть сказано по реакции девушки на боль, и по тому, как она дергается под кнутом.
Я отвесил ей три удара. В конце концов, я не избивал ее, а просто проверял реакцию. Я не бил ее в свою полную силу, но с другой стороны, она должна ясно понимать и чувствовать боль. Ну а как еще этот тест мог состояться и считаться истинным? Она вскрикнула, сбитая на живот моим первым же ударом. Не ожидая пока девушка поднимется, я добавил ей второй удар. Она опять вскрикнула в страдании и повернулась на бок, поджав ноги. После моего третьего удар, она закричала и зарыдала, подтянув ноги к себе еще больше. Я решил, что она неплохо двигалась под кнутом. Она, это было хорошо видно, остро чувствовала боль.
— На руки и колени, — приказал Грант. Он тогда, пока она дрожала от боли и страха, ощупал ее, находящуюся под впечатлением силы мужчины, только что выпоровшего ее.
— Хорошо, — сказал Грант.
Она стоила Гранту трех топоров. Она была, в конце концов, всего лишь белой рабыней, и топоры были прекрасного качества.
— Ieska! Wopeton! — позвал, краснокожий стоявший возле шкуры кайилиаука.
Мы оставили темноволосую девушку на траве там, где ее отстегали, а затем купили.