Дикарка Жасмин

— Мы все когда-нибудь умрем. Господин Акбар в таком возрасте, когда жизнь становится тем короче, чем дольше живешь. Ты его последний ребенок, и он очень хочет тебя устроить. И тешит себя надеждой увидеть внуков от вашего союза. И чем скорее ты выйдешь замуж, тем скорее порадуешь его внуками. — Отец Батлер усмехнулся. — Вот ведь какие мысли мучают тебя, маленькая госпожа! Видно, на тебя напала болезнь, которая во всем мире подстерегает невест, вступающих на брачный путь. Ее называют «свадебной лихорадкой» — ведь такие мысли обуревают большинство девушек в преддверии свадьбы.

— Мне только хочется побольше узнать о принце Ямале, святой отец. Я его даже никогда не видела!

— Невесты часто и в Индии, и в Европе не встречаются с женихами до брачного дня. В этом нет ничего необычного. Люди знатных родов и богачи поступают так по всему миру. Я учил тебя, дорогая госпожа, что брак между двумя людьми священен.

— Но не в исламе, — возразила Ясаман. — В исламе это лишь отношения между людьми. Вот почему ислам не может его благословить, пока не согласован Мехр. Папа сказал, что я самая дорогая невеста, и потому принц вряд ли сможет когда-нибудь развестись со мной: развод потребует слишком много золота от их семьи. К тому же я дочь Могола, и вслед за отцом Моголом станет брат Салим. Как Ямал осмелится обидеть мою семью?

— Это правда, — признал священник. — И поскольку это так, позволь мне сочетать тебя с принцем Ямалом по вере Кандры, в которой крестили и тебя. Я знаю, что это обрадует ее семью. Не забывай, что я послан сюда Матерью Святой Церковью, чтобы вести тебя по дороге истинной веры. В этом я не преуспел, потому что ты не веришь должным образом. Но если я смогу освятить ваш брак, то буду считать, что мои усилия не пропали даром.

— Не знаю, святой отец. — Ясаман задумалась. — Наверное, это не разрешат.

— Но почему же? — с необычной живостью воскликнул священник. — Разве твой отец сам не женился на многих своих женах по традициям ислама и индуизма? А брат Салим? Он тоже заключил союз с Ман Баи, как требует его и ее религия. Почему же тебе этого нельзя? Ман Баи ведь только дочь раджи Амбера. А ты — дочь Могола! Разве к твоим желаниям можно меньше прислушиваться, чем к желаниям дочери Амбера?

Почувствовав, что ее гордость уязвлена, Ясаман недолго раздумывала:

— Вы правы, отец Куплен. К тому же это обрадует семью Кандры.

— Обрадует, — подтвердил, довольно улыбаясь, священник.

— Пусть так и будет. Утром я поговорю с отцом. Свадебное празднество начнется только к вечеру. Но мне кажется, что христианское венчание придется сохранить в тайне. Ислам и индуизм — привычные в Индии религии, а христианство нет. Но ведь это и не важно. Брак будет освящен религиями моих родителей. Я думаю, святой отец, это самое правильное.

Он согласно кивнул. Ясаман вполне усердно усваивала религию матери, но потом вдруг, к его разочарованию, так же усидчиво начала изучать другие верования. Он так и не знал, во что же она верила на самом деле. А навязываться с расспросами не решался из опасения, что его отошлют из дома. Ему же было важно оставаться при ней.

Вдруг Ясаман зевнула почти во весь рот.

— Прекрасно, — заметил Куплен Батлер. — Наконец тебя сморило, дорогая госпожа. Дай-ка я провожу тебя в спальню.

— Угу, — согласилась она и, вставая, позволила священнику отвести себя в комнату. Но прежде чем успела снять большую красивую мягкую шаль — свое единственное одеяние — отец Куплен с поклоном удалился.

Ясаман улыбнулась про себя. Отца Куплена, как и других священников, которых она знала, смущала нагота. Она отбросила кашмирскую шаль и рухнула на кровать, заснув, казалось, прежде, чем голова коснулась подушки. Спала она без сновидений и, разбуженная наутро служанками Роханой и Торамалли, почувствовала себя великолепно отдохнувшей.

— Передай отцу, что я хочу его видеть, — распорядилась она вошедшему поприветствовать ее Адали.

— Исполню немедля, дорогая принцесса, — ответил евнух.

— Такой замечательный день для свадьбы, госпожа, — широко улыбнулась ей Торамалли. — На кухнях стряпают с самого рассвета. Пекут пшеничный хлеб, медовые булочки, румалийские сухари.

— Белый и зеленый рис, — восторженно затрещала Рохана. — Рис в золотой и серебряной фольге.

— Не забывайте о жертвенной овце, — шаловливо напомнила им Ясаман.

В недоумении сестры на секунду замерли, но вдруг, поняв шутку, прыснули, смешно закатив красивые темные глаза. Наконец они пришли в себя, и Торамалли спросила:

— Приготовить ванну, госпожа?

— Нет, — ответила девушка. — Мыться буду перед свадьбой. А теперь протрите меня губками с жасминовой водой.

Рохана поспешила за серебряным тазиком, который наполнила прохладной водой с ароматом жасмина. Вдвоем с сестрой они умыли госпожу и помогли ей одеться в ягули цвета гиацинта — традиционную одежду Моголов — с высокой талией, облегающими рукавами и свободной юбкой. Ее подол и рукава были отделаны золотом, расшитый ворот чуть приоткрывал юные груди.