Дикарка Жасмин

Торамалли начала расчесывать перепутавшиеся за ночь длинные черные волосы принцессы смоченной в жасминовом масле щеткой. Наблюдавший от двери Ахбар подумал, как эти волосы напоминали его собственные, когда он был моложе.

Он вспомнил, как удивлена была Кандра, что у девочки оказались мягкие черные волосы. Дочь унаследовала их от него вместе с родинкой над верхней губой. Хотя у Ясаман она была значительно меньше, он не сомневался в том, что это знак Моголов. Этот знак носил отец Хумаюн, хотя его и не переняли другие дети.

Прогнав воспоминания, он вступил в покои дочери.

— Здравствуй, мой розовый бутон, — поздоровался он с принцессой.

— Папа! — Ясаман вскочила и, подбежав, поцеловала его. Потом повернулась к служанкам. — Выйдите. Нас никто не должен беспокоить.

Адали, вернувшийся с господином, удивленно поклонился, но послушно вывел Торамалли и Рохану из комнаты.

— Ах, — заинтригованно воскликнул правитель. — У тебя появились секреты! Разве мой розовый бутон может иметь секреты?

— Да, отец, — ответила она, глядя прямо в его темные глаза. — Секреты. У меня появились секреты.

— В чем дело, дочь? Должно быть, что-нибудь важное, если ты отпустила служанок. Ты знаешь, ни в чем разумном я тебе не откажу, особенно в день свадьбы.

— Ямал-хан ведь исповедует ислам? — спросила Ясаман.

— Да, — кивнул Акбар.

— И мы должны сочетаться в этой вере? — продолжала девушка.

— Да. Не думаю, что ты будешь возражать. Твой ум открыт всему.

— Но и ты, и брат женились в традициях не только ислама, но и в традициях религии невест, когда те были другой веры. Я бы хотела, чтобы и у меня было такое право, отец. Я хочу тайно венчаться по вере моей матери, Кандры. Той, что меня родила.

Сначала Акбар растерялся.

— Не знаю, согласится ли Ямал-хан, — наконец произнес он.

— Но ты Могол, — возразила она твердо, и в ее голосе Акбар почувствовал собственные нотки. — Решающей в этом деле будет твоя воля, а не воля Ямал-хана.

— Но ты не истинная христианка, — попытался он урезонить девушку.

— Не истинная, — согласилась она. — Но я была крещена и уважаю христианскую веру. Я не отрекалась от нее, и по ее законам, так же как по законам ислама, я — христианка. И прежде чем выходить замуж по традициям ислама, я хочу венчаться. Тогда не оборвется нить, связующая меня с моей английской половиной. И это обрадует Кандру и бабушку, когда ты им напишешь о моем браке, а я знаю, что ты собираешься это сделать. И отец Куплен будет доволен, понимая, что не зря бился со мной, видя недостаток моего благочестия.

"Вчера она была еще ребенком, — размышлял Акбар. — А сегодня говорит, как взрослая женщина». И хотя он не был уверен, созрела ли она на самом деле, он уважал ее за это.

— А почему ты думаешь, Ясаман, что я буду писать твоей бабушке? Я не переписываюсь с ней. Считаю это пустым. Девушка слегка улыбнулась отцу.

— Ты не пишешь ей, это правда. Но она каждый год присылает тебе письма и спрашивает обо мне. В этот раз ты напишешь ей, когда будешь отсылать жемчужину. Разве не так? А если ты этого не сделаешь, то сделаю я. Кандре нужно знать, что я вышла замуж.

— Ты когда-нибудь была несчастна, дитя? — спросил он, удивленный невиданным раньше ее интересом к матери.

— Никогда, — искренне ответила она — Не хотела бы я быть не кем иным, как Ясаман Камой Бегум, дочерью Великого Могола и его первой супруги Ругайи Бегум.

— И женой Ямал-хана? — спросил он. — И женой Ямал-хана, если нас обвенчает отец Куплен.

— Кандра была такой же упрямой, — сказал ей отец.

— Да? — озорно блеснули глаза Ясаман.

Великий Могол кивнул:

— Я выполню твою просьбу, дочь. Ямал-хану придется примириться с нашим решением.

Ямал-хана нисколько не обескуражило, что сначала их будет венчать христианский священник. Когда он прибыл на свадьбу и узнал от Могола эту новость, то лишь по-деловому заметил:

— Сына своего я воспитаю в вере в Пророка. Это все, что меня заботит, господин. Если принцессу устроит свадьба в обеих верах, она устроит и меня.

Они с отцом и правитель ожидали в маленькой приемной дворца Ясаман. И никто не подозревал, что снаружи через окошко принцесса видела и слышала их. Обнадеженная словами, она пристально рассматривала молодого человека, который вскоре должен был стать ее мужем. Ей не лгали: он был красив, но, еще важнее, разумен. Она узнала достаточно и, скользнув сквозь густую листву, обогнула здание и вышла к террасе.

— Госпожа, где ты была? — навстречу ей поспешил Адали и повел в ванную.

— Мне хотелось взглянуть на принца, Адали. Разве мое любопытство неестественно? Через час мы будем мужем и женой. Тети и сестра Арам-Бану еще не прибыли? Они должны открыть церемонию хенна-банди, прежде чем начнется свадьба. Традиции надо соблюдать, но как я ненавижу эту краску! Не вздумай сегодня раскрасить мне руки и ноги, или, клянусь, я выдерну остатки твоих волос.

Евнух рассмеялся:

— Не беспокойся, принцесса. Твое отношение к хенне хорошо известно. Во дворце нет ни капли, кроме того кувшина, что прислал принц. Он пригодится, чтобы раскрасить его руки. Теперь иди в ванную. Вскоре прибудут гости.