Кран со скрежетом начинает вытягиваться. Он подцепляет ящик – единственный ящик – и переносит его на причал. В прошлый раз груз сбросили на настил, но на этот раз манипулятор разжимается, лишь когда ящик касается досок. Дребезжа цепью, кран втягивается, и раздается последний гудок, от которого у меня еще долго звенит в ушах.
Мы наблюдаем за тем, как буксир, поднимая огромную волну, удаляется от берега. В прошлый раз мы с трудом дождались разрешения приблизиться. Сейчас никто не хочет делать первый шаг.
Я смотрю из-за плеча Джулии на Уэлч. Стиснув зубы, она мотает головой, и по ее щеке стекает слеза, оставляя блестящий замерзающий след. Я никогда не видела ее такой: ни когда началась токс, ни даже в мой первый семестр, когда одна девочка сломала руку и кость вылезла наружу, разорвав кожу.
– Ну? – Она поворачивается к нам, и я невольно отступаю при виде ее красных глаз. – Чего вы ждете?
Джулия улыбается.
– Только после вас.
Повисает пауза. В воздухе так тихо, что я слышу испуганное дыхание Карсон, а потом Уэлч проносится мимо нас, оттолкнув с дороги Джулию. Мы выходим на причал следом за ней. Доски стонут под ногами, ветер крепчает.
Мы идем в ряд позади Уэлч, и я смотрю на океан за краем причала. Сегодня он неспокойный, болезненно-зеленый, покрытый пеной. Я придвигаюсь ближе к Карсон – посередине безопаснее.
Ящик меньше тех, что присылали в прошлый раз, и он не из дерева, как раньше, а из другого материала. Думаю, это пластик. Гладкий, серый, со скругленными краями и двумя парами защелок, удерживающих крышку. На крышке незнакомый мне символ. Ярко-оранжевый, слегка смазанный, как будто нанесен из баллончика по трафарету. Он похож на символ, каким помечают биологически опасные вещества – пересекающиеся условные круги, но не совсем.
– Стоп, – говорит Уэлч, поднимая руку. – Ждите здесь.
Я только рада держаться от ящика подальше. Он слишком синтетический, слишком искусственный. Ему не место на Ракстере, и я почти не хочу знать, что внутри. Но Джулия уже шагает вперед вместе с Уэлч.
– Я помогу, – говорит она и оглядывается на меня через плечо. Я касаюсь пояса джинсов, где спрятан пистолет, и киваю. Мало мне было переживать из-за Уэлч, теперь еще и это.
На краю причала доски почернели от воды и времени и облеплены зеленой паутиной ряски. Мы с Карсон отходим, и я, скрывая тревогу, расстегиваю нижнюю застежку пальто, чтобы легче было выхватить пистолет.
– Понесем назад ящик целиком? – спрашивает Джулия. Ветер доносит до меня ее тонкий и нервный голос.
– Нет. – Уэлч приседает рядом с ящиком и кладет руку на крышку, словно проверяя, не шевелится ли что-то внутри. – Откроем здесь.
Джулия остается стоять, и мы все смотрим, как плечи Уэлч тяжело поднимаются, как напрягаются вены на ее руках, пока она с усилием расстегивает последние защелки.
На ободке крышки мигает зеленая лампочка. Крышка отскакивает на пару дюймов, как на пружинке. Уэлч осторожно поднимает ее, отвернув лицо в сторону.
Я не вижу, что внутри. Вижу только, что складка на лбу Джулии становится глубже, а Уэлч, сгорбившись, закрывает лицо руками.
– Что там? – спрашивает Карсон.
Никто не отвечает, и я подхожу ближе. Внутри ящика – наполнитель из черного поролона. А в гнезде в самом центре уютно устроился маленький хромированный контейнер размером с кулак. Он похож на миниатюрную копию кислородного баллона, какие можно увидеть в больнице, только вентиль опечатан ярко-красной лентой, проштампованной все тем же символом с крышки.
Внутри меня что-то съеживается, и я тяжело сглатываю слюну, когда во рту резко пересыхает.
– Не понимаю. – Карсон заглядывает в ящик из-за моего плеча; щеки у нее такие бледные, что я начинаю за нее беспокоиться. – Что это?
Джулия не сводит глаз с Уэлч.
– Может, лекарство?
– Сомневаюсь, – говорю я. Будь это лекарство, разве они бы нам не сказали? Разве не приплыли бы сами?
– А как же еда? – спрашивает Карсон уже громче. – Где…
Джулия перебивает ее:
– Еды нет, не видишь?
Уэлч трясется всем телом, и до меня доносится придушенный всхлип, вырвавшийся из ее груди и изорванный холодным ветром.
– Запасы почти кончились. – Карсон выступает у меня из-за спины. – Что нам делать?
И прежде чем я успеваю ее остановить, она берет Уэлч за плечо.
Уэлч вскакивает и резко поворачивается, отбрасывая руку Карсон. Она пятится от нас так быстро, что я опасаюсь, как бы она не свалилась в воду.
– Не надо, – говорит она.
– Простите. – У Карсон дрожит подбородок. – Я не хотела…
– Вы понимаете? – Уэлч смотрит на нас с Джулией, и, когда ветер сдувает с ее лица прядь волос, я вижу, что по ее подбородку стекает кровь от прокушенной губы.
Джулия непринужденно улыбается.
– Конечно.
Я знаю этот тон и без труда распознаю блеф. Она пытается не допустить паники, но держит руку в кармане, рядом с пистолетом.
– Нет, не понимаете. Это… – Голос Уэлч надламывается, становится низким и хриплым. – Это конец. Конец еде, конец нам, конец всему. Они больше не вернутся.