Дикие

Чувствуя болезненный звон в голове, он неловким шагом вышел в соседнюю комнату. Приблизившись к окну, уперся лбом в холодное стекло. Мимолетно сверкнула мысль о самоубийстве - сверкнула и вновь пропала бесследно. Однако ком в горле продолжал пульсировать и набухать, руки явственно подрагивали. Удивительно, но любимая женушка сотворила с ним то, чего не могли добиться самые злые враги. И неожиданно стало ясно, что именно врачи называют стрессом. Никогда раньше он не понимал, что значит - сжигать собственные клетки, сжигать нервную систему. Теперь он ощутил этот губительный жар наяву. Злость на себя, на Диану оказалась вполне материальной. Огонь метался по телу, то и дело сжимал сердце, застревал комом в горле. Казалось, еще немного, и Дмитрий попросту потеряет сознание.

Только спустя минуту он сумел прийти в себя и тотчас подумал о ней. Подумал о тех переживаниях, что терзают сейчас Диану. Ведь не двужильная она, не из металла! А значит, ей сейчас намного хуже.

Так или иначе, но все отягощалось тем обстоятельством, что он, в самом деле, забыл о дне рождения жены. Голова была забита жалобами клиентов, тяжбой с казино и местными налоговиками, откопавшими в своих архивах какой-то старый должок «Кандагара». Обиднее всего было то, что он действительно любил Диану, любил, как любят родную мать и даже больше. А потому страшно боялся ее обидеть. В отличие от того же Стасика Зимина, Харитонов принадлежал к разряду сухарей-однолюбов. В лице Дианы он нашел не просто девушку своей мечты, он обрел свою половину. Конечно, ему нравились другие девушки, но он даже не пытался сравнивать их с Дианой. Она была его пристанью, человеком, которому он, может, не уделял должного внимания, но без которого отчаянно тосковал. Дмитрий настолько прирос к ней, что даже мысли не допускал о возможном расставании. А коли так, то какого же черта они превращают свою жизнь в ядерный полигон? Стоит ли бить боеголовками в близких людей, когда с избытком хватает врагов?…

Вздрогнув, он повернул голову, - его насторожило то, что он не слышит больше плача. Может, она тоже подумала о самоубийстве? Взяла в руки нож и перепиливает сейчас себе вены?…

Нарисованная в воображении картинка была столь явственной, что Харитонов тут же ринулся на кухню.

- Диана!…

Она сидела за столом, обхватив лицо руками. Действительно не плакала, но и ножом вены не перепиливала. Просто страдала.

Глядя на его согбенную фигурку, Дмитрий ощутил сладковатую боль. Боль напополам с любовью. Такого он раньше никогда не испытывал.

Порывисто шагнув вперед, он обнял жену, ладонями смял мягкие грудки, щекой прижался к ее спине. Родной и знакомый запах волос наполнил грудь, взорвал сознание. В один миг злое напряжение обратилось в свою полную противоположность. Он вдруг отчаянно захотел с ней слиться - прямо сейчас, не откладывая ни единой секунды. Движения Дмитрия стали более лихорадочными, пересохшими губами он начал целовать ее в спину, в затылок. Пожары тем и опасны, что быстро разрастаются. Вероятно, нечто похожее произошло и с ней. Он ощутил это по дрожи, пронзившей близкое тело, по ее участившемуся дыханию. Все-таки они были половинками одного целого, и объяснять ей что-либо было абсолютно не нужно. Руки, поглаживающие ее груди, переместились выше, одним движением сорвали с Дианы халат. В это же самое время, губы продолжали мягко покусывать ее плечи, гулять по вздрагивающим лопаткам. Пальцы спустились к пояснице, огладив ягодицы, вторглись под тугую резинку ее трусиков. Глаза Дианы были полуприкрыты, она вряд ли отдавала себе отчет в том, что с ними происходит. Да их это и не волновало. Дмитрий действовал сейчас, как оккупант, ладонями и телом спеша захватить по возможности больше территории. Он не желал сейчас ничего понимать, зная только то, что безумно любит эту женщину, зная, что в данную секунду она тоже готова позволить ему все что угодно. Это не было красивой эротикой, но это было чем-то неизмеримо большим - чем-то средним между животной атакой и чисто человеческой нервной разрядкой. Это было нужно обоим, и, может быть, ему несколько больше, чем ей. Хотя бы потому, что его впереди ждала все та же ненавистная работа, а работать с ощущением голого тыла просто невозможно.