Дикие

Мощные колонки наполняли комнату вкрадчивым голосом Стинга, и, вторя стону электрогитар, Танечка кружилась по комнате, временами застывая на месте, а временами распластываясь по полу. Тело ее продолжало трепетать и изгибаться, одну за другой теряя фрагменты одежды. Соответственно становились и более откровенными телодвижения. По счастью, Доктор был все-таки мужчиной. Она видела это по его загоревшимся глазам, по раздувающимся крыльям носа, по вздрагивающим рукам. Сам же Доктор, глядя на смуглую танцовщицу, ощущал нарастающее беспокойство. У него оставались еще невыполненные дела, но сейчас он яснее ясного понимал, что все дела ему придется отодвинуть на потом. Происходила совершенно непонятная вещь. Еще вчера эта девочка с мускулистыми ногами и тонкой талией интересовала его исключительно как помощница в деле завлечения клиентов. Глядеть на нее было приятно - и не более того. Но так было еще вчера, а сегодня эта пигалица умудрилась в нем что-то пробудить. Стоило ей пуститься в чертов танец, и маленький феномен свершился. Полковник уже не принадлежал самому себе, - он принадлежал ей! Танцовщица вскидывала к потолку голову, изгибалась телом, и он не мог оторвать от нее глаз, восхищаясь округлостью ее ягодиц, поражаясь умению девушки «плыть» на гребне мелодии. Без сомнения, Танечка обладала редкой притягательностью, и музыка лишь усиливала это качество. Мало того, что он возжелал ее, как женщину, в нем проснулись и более затаенные чувства. Глаза танцовщицы то и дело встречались с его собственными, и каждое подобное столкновение порождало в нем зыбкую дрожь. Виновато ли было в том шампанское или ее изумительное тело, но подобного полковник госбезопасности не испытывал уже давно. Может, даже вообще никогда не испытывал. И поневоле вспоминалась сестра Горбуньи, Василиса, которая, как сообщили ему подчиненные, всего за пятнадцать минут раскрутила банкира на отпирающие коды. Пожалуй, с такими сумасшедшими глазками это было и впрямь не сложно. Вот и теперь, глядя на улыбающуюся Танечку, полковник с ужасом осознал, какую власть может забрать над ним противоположный пол. Будь женщины поумнее - давно бы скрутили мир в бараний рог, - в этом он ничуть не сомневался. Мускулам и ругани дамы противопоставляли свои природные чары, и самое удивительное - побеждали почти всегда. Любого мыслителя или художника, будь то Талейран, Достоевский, Вольтер или Маяковский, они с легкостью заставляли плясать под свою дудку. Для того, чтобы завоевать планету, им не хватало лишь малой толики воли и изобретательности, поскольку перед любой женщиной неизменно вставал вопрос «зачем?». Мужчины одерживали победы исключительно ради побед, женщинам же подобная постановка вопроса всегда казалась полным идиотизмом. А потому они просто не знали, как использовать силу своих чар, не знали, что делать с одурманенным мужским населением и в какие подвалы отправлять завоеванный люд. Впрочем, некоторые из них, вероятно, знали - вроде той же Клеопатры, француженки Мадам де Сталь, старухи Василисы и этой малолетней танцовщицы…

К Василисе, старухе, промышляющей гаданьем, ворожбой и снятием порчи, полковник заходить не любил. Знал, что каждый его приход связан с очевидным риском. Старая стерва не любила их службу и до сих пор не могла простить ему увезенной в лес сестры. Внешне она ничем не выдавала своих чувств, но полковник знал, что в любой момент старуха готова нанести удар. Самое паскудное заключалось в том, что воспрепятствовать ей он ничем не мог. Их симбиоз держался на шаткой договоренности, которую естественнее было бы именовать шантажом. Он не трогал Василису, поскольку нуждался в ее услугах, она же помогала ему, опасаясь за жизнь увезенной сестры. Но Василиса - особый разговор и особая тема. Куда больше полковника волновала сейчас Татьяна.

Продолжая изгибаться всем телом, девушка легко и быстро стянула с себя трусики, крутанувшись вокруг оси, переместилась ближе к хозяину. Вторя мелодии, движения ее ускорились. Выдав серию па и победно качнув грудками, она почти встала перед ним на мостик. При этом колени Танечки зазывно раздвинулись и тут же сомкнулись, стиснув его ноги. И столько страсти, столько жадного соблазна выразилось в этом телодвижении, что полковник не выдержал. Подавшись вперед, он обхватил ягодицы танцовщицы руками, стиснул их пальцами. Она не была Василисой, но танец ее отдавал явственным колдовством. Во всяком случае, если люди шли за ней, значит, она умела их околдовывать!