Я открываю дверь и вхожу в комнату. В лучах солнечного света, пробивающегося через полу задернутые гардины, беззвучно кружатся пылинки. Комната выглядит какой-то серой. Хедвиг сидит у маленького столика. Она даже не поворачивает голову в мою сторону, склонившись над разложенным перед ней рекламным проспектом. Хедвиг что-то оттуда вырезает. Купоны на скидки? У меня пересыхает в горле. Я осматриваю комнату. Около умывальника аккуратно сложены всякие гигиенические принадлежности. Рядом висит маленькое светло-розовое полотенце Хедвиг, которое в 1950-е годы, видимо, было последним писком моды. У стены возвышается массивный темно-коричневый дубовый шкаф, который мы в свое время сослали из гостиной, так как моей жене казалось, что он ее «подавляет». В гостевой комнате этот шкаф выглядит еще больше и мрачнее. Даже большая яркая шляпа Хедвиг на полке производит более бледное впечатление, чем обычно. Небольшая кровать аккуратно заправлена. На тумбочке лежит несколько зачитанных до дыр тонких брошюрок: эристическая диалектика Артура Шопенгауэра и новое издание последней книги о Гарри Поттере. Вообще-то, это моя книга, которую я повсюду ищу уже три дня!
Я откашливаюсь. Тихий хруст бумаги стихает. Хедвиг поднимает голову и смотрит на меня.
– Э-э-э,
– начинаю я, – сколько ты еще собираешься у нас гостить?Хедвиг снова опускает глаза и вздыхает:
– Я стала для вас обузой…
– Да нет же! Мы рады, что ты с нами, просто…
– Что?
– Ну, ты уже очень долго у нас живешь…
– я замолкаю.– …а нам надо время от времени общаться наедине друг с другом,
– продолжает она за меня, – но при посторонних это сложно. Недаром говорится, что задержавшиеся гости – все равно что рыба. Чем дольше, тем сильнее душок, – она всхлипывает, у нее безвольно опускаются плечи.– Но, тетя, такого никто не говорит. Ты ведь тоже член семьи!
– Правда?
– на ее лице появляется улыбка надежды.– Конечно.
Господи, что же я делаю? Как мне теперь выпутаться из этого положения? Я осматриваюсь вокруг:
– Но ты ведь не можешь вечно жить в этой комнате.
Хедвиг тоже обводит взглядом комнату, будто видит ее в первый раз.
– Да, здесь как-то мрачновато.
– Вот именно,
– облегченно вздыхаю я. – Так ведь не может продолжаться.– Ты прав, племянничек,
– кивает она. – В тюремной камере и то уютнее.– Ну, возможно…
– неуверенно поддакиваю я.Тетя встает и словно вырастает на глазах.
– Там, по крайней мере, есть телевизор.
– Наверняка,
– говорю я, хотя не имею понятия, так ли это на самом деле. Да ладно, главное, что дело сдвинулось с места.