Дикие истории. Дневник настоящего мужика

Кулинария закрылась. Мясо стало совсем негде брать. Однажды мы с сыном отстояли четыре часа за костями, к счастью, давали сколько хочешь, и мы взяли шестнадцать килограммов. С этих костей нам удалось настричь порядочно мясинок, хватило надолго.

А потом вдруг витрины нашего универсама заполнились серебряными, почти невесомыми пакетами с сублимированным мясом. Размочишь, можно делать фарш, варить первое — все можно. Я таскала эти пакеты, заботясь, разумеется, о Тюпе. Он очень полюбил эту, видимо, хранившуюся на случай войны в закромах Родины странную продукцию.

Я завалила серебряными пакетами весь дом: ведь это снимало такую большую проблему!

В это время у меня почти каждый день в гостях бывал китайский профессор, специалист по русской литературе. Он перевел на китайский Толстого и Достоевского, теперь его интересовала современная русская литература, он стажировался в университете, а ко мне ходил, стараясь узнать как можно больше о наших писателях и их книгах. Вот пришло время ему уезжать. Я спросила, что он собирается купить жене в подарок. Он был очень смущен, но все же решился выговорить: «Я хотел бы привезти немного мяса… Жена сварила бы мясной обед… Но где взять?..» Я ликовала, что могу помочь другу. Я показала ему серебряные пакеты и сказала, что завтра куплю их для его жены целый ящик. Мы были оба счастливы, что это произойдет.

А утром, придя в универсам, я обнаружила девственно пустые полки. Серебряные пакеты кончились.

Китайский друг увез десять пакетов сублимированного мяса из Тюпиных неприкосновенных запасов. Не скрою: я была удручена своей щедростью, хотя и понимала, что преодолеть ее не в силах.

Вскоре мы стали замечать, что наш красавец делается все менее пушистым. Он стремительно лысел. Он потерял свои роскошные штаны, и задние ноги у него стали как у зайца. Белый пух с груди и живота куда-то делся, открылась розовая кожа. Хвост выглядел жалко.

Мама сказала, что это от сублимированного мяса. И мы перестали его давать. Сами съели.

Стоит вспомнить еще, как Тюпа ел стерлядь… Однажды я увидела у базара лоток, а там какие-то рыбешки. Ни минтая, ни наваги, ни хека, ни тем более трески в продаже не было очень давно. Тюпа получал вечером мясо, злился и кусался. Он очень хотел рыбы. Я прочесывала город — безрезультатно. «Что это за рыба?» — спросила я продавца. И услышала в ответ: «Стерлядь». Я попросила взвесить мне самую маленькую рыбку. Она стоила тринадцать… рублей, тысяч, тысячу триста… я не помню, какие тогда были деньги, но жутко дорого. В семействе, конечно, никто и никогда не пробовал стерлядь. А кот одобрил. А в редакции тогда надо мной потешались: «Народ голодает, а журналистка Иванова кота стерлядью кормит».

Памятен эпизод с подругой Светланой, ныне покойной. Она с двумя коллегами по работе пошла обедать. А перед столовой буфет. И там продавщица кричит: «На развес больше не отпускаю! Кто берет ящик, давайте триста!» «Я беру ящик!» — крикнула Света. И ее коллеги с трудом удержали в руках огромную тяжеленную коробку.

Мужчины лишь прикидываются прагматиками. На самом деле они очень, просто исключительно непрактичны. Они стали приставать к моей подруге с вопросами типа «зачем покупать неведомо что» да «вдруг там что-нибудь ненужное». Светлана отвечала им резко и назидательно: «Что? Что может быть не нужно? Мыло? Прекрасно! Макароны? Отлично! Консервы? Да за любые большое спасибо! В редакцию придем — поделим».

Они этот ящик едва доперли. Оказалась китайская говядина. А может, лосятина. Или китятина. Неважно. Мясо. Сбегали в соседний пустой магазин к мяснику. За топор пообещали ему кусок. Весело делили. Мне досталось пять килограммов, без единой косточки. Надо ли говорить, что это было расфасовано на мелкие кусочки и упрятано в холодильник. Тюпа ел и покрывался пушком.

К мятежу 1993 года он был у нас пушист, многоопытен, независим настолько, насколько никому из нас и не мечталось. Он сам решал, на чьи взобраться колени и кому разрешить себя погладить.

Пока в Останкине была война, пока ночь рассекали трассирующие пули, ревела толпа, ухал гранатомет, искры пожара поднимались в черное небо, мама, сын, кот — все сидели на кухне, где были включены телевизор «Юность», и телевизор «Шелялис», и радиоточка, и приемник. В ту ночь Тюпа не отошел от нас ни на шаг. И ни на минуту не сомкнул глаз. Он камушком сидел на табуретке и не искал места помягче и потеплее. Кот все понял.

Он лег спать лишь четвертого, к вечеру, когда стало ясно, что войны не будет… В пору заграничных кормов Тюпа пробовал все. Но оставался приверженцем прежнего меню: сырое мясо и сырая рыба.

Деньги… Что деньги? Много ли их надо людям, которые привыкли обходиться тем, что есть, и умеют быть предельно неприхотливыми. «А если на хлеб и воду — я хлеб люблю и воду люблю…»

Но вот с котом… Что делать с котом, который пережил перестройку, референдум, путч, мятеж, референдум, выборы в Думу, новую Конституцию, президентские выборы.

Разве этот кот не заслужил право есть то, что привык и любит?»

* * *