Дикие лебеди

В 1970–е годы вступление в партию, так же, как и в армию, теряло всякую связь с идеологией. В заявлениях все писали, что «дело партии великое, славное и правое» и что «стать коммунистом — значит посвятить жизнь священнейшему долгу человека: освобождению мирового пролетариата». Однако большинство в первую очередь стремилось к собственной выгоде. Без вступления в партию нельзя было стать офицером; офицер же при увольнении автоматически становился «госслужащим» с гарантированной зарплатой, престижем и властью, не говоря уж о городской прописке. Рядовой возвращался в родную деревню и вновь становился крестьянином. Каждый год перед демобилизацией среди военнослужащих ходили слухи о самоубийствах, нервных срывах и депрессиях.

Однажды вечером Сяохэй вместе с примерно тысячью человек — солдатами, офицерами, членами офицерских семей — смотрел кино на открытом воздухе.

Вдруг застрекотал пулемет и прогремел взрыв. Люди стали в панике разбегаться. Стрелял часовой, которого вскоре должны были демобилизовать и отослать обратно в деревню, потому что его не приняли в партию, а следовательно и в офицеры. Сначала он убил комиссара подразделения, которого считал виновным в своем провале, а затем принялся беспорядочно строчить по толпе и размахивать гранатой. Погибло еще пятеро — жены и дети офицеров. Более десятка получили ранения. Солдат забежал в жилой дом; однополчане окружили его и через громкоговорители приказали сдаться. Но едва часовой пальнул из окна, они позорно бежали, развеселив сотни увлеченных зрителей. В конце концов явился спецотряд. После ожесточенной перестрелки бойцы ворвались в квартиру и обнаружили, что часовой покончил с собой.

Как и все, Сяохэй хотел вступить в партию. Для него это не было делом жизни и смерти, как для бывших крестьян, которые по окончании военной службы обязаны были вернуться в деревню. Солдаты возвращались туда, где их призвали, и Сяохэй, ушедший в армию из Чэнду, имел право в любом случае получить там работу. Но членство в партии улучшало перспективы, а также давало более широкий доступ к информации, чем тоже не стоило пренебрегать, ибо Китай в ту пору представлял собой интеллектуальную пустыню, где нечего было читать, кроме агиток.

Помимо этих практических соображений, существовало еще одно — страх. Для многих вступить в партию означало получить своеобразную индульгенцию. Члены партии пользовались большим доверием, чем остальные, и это чувство относительной безопасности весьма согревало душу. К тому же в сверхполитизированной среде, окружавшей Сяохэя, нежелание вступать в партию, что непременно отмечалось в личном деле, выглядело подозрительно: «Это еще почему?» Подавшие заявление, но не принятые тоже внушали подозрение: «Не взяли? Что — то тут не так…»

Сяохэй читал классиков марксизма с неподдельным интересом, ведь только их тексты и можно было раздобыть, а ему нужно было как — то утолять интеллектуальную жажду. К тому же, в Уставе Коммунистической Партии Китая говорилось, что для вступления в нее прежде всего нужно овладеть марксизмом — ленинизмом, и брат надеялся, что сможет сочетать интерес с практической выгодой. Но ни на командиров, ни на товарищей его знания не производили впечатления. Напротив, полуграмотные люди, в основном выходцы из крестьян, не понимавшие Маркса, сочли, что Сяохэй выхваляется перед ними. Его критиковали за чванство и за то, что он отделяет себя от коллектива. В общем, ему нужно было искать какой — то другой путь в партию.

В первую очередь, как он вскоре понял, надо было угождать непосредственным начальникам, а уж потом — товарищам. Кроме уважения коллектива и ударного труда, требовалось еще «служить народу» в самом прямом смысле слова. Как правило, в армии неприятную и черную работу обычно поручают низшим чинам, в китайской же армии охотники, добивавшиеся чести вступить в партию, сами вызывались натаскать воды для умывания или подмести территорию. Подъем был в 06:30 утра, «честь» вставать еще раньше выпадала на долю кандидатов в члены партии. А их было так много, что разгорались драки: чтобы «забить» себе метлу, люди вставали все раньше и раньше. Однажды Сяохэй проснулся от шарканья метлы в четыре утра.

Существовали и другие важные сферы деятельности, и самой значительной была продовольственная.

Даже офицерский паек был крайне скудным. Мясо давали один раз в неделю. Каждая рота сама выращивала зерновые и овощи, сама выкармливала свиней. Во время деревенской страды ротный комиссар выступал с зажигательными речами: «Товарищи, настал час! Партия нас проверяет! К вечеру мы должны пройти все поле. Да, для этой работы требуется вдесятеро больше людей, чем есть. Но каждый из нас, революционных бойцов, может трудиться за десятерых! Коммунисты должны играть руководящую роль. Тем же, кто мечтает вступить в партию, пришло время показать, на что они способны. Тот, кто пройдет испытание, станет коммунистом сегодня вечером — прямо на поле боя!»