Дикие лошади. У любой истории есть начало

Я стала продавать яйца павлинов. Было приятно, что на этих птицах можно хоть как-то заработать. Я надеялась, что цена на яйца павлинов будет выше, потому что их яйца были вдвое больше, но мистер Клаттербак все равно давал мне за них один цент. «Яйцо — это яйцо», — сказал он. Я решила, что этот скряга обманывает меня, потому что я девочка, но изменить цену не была в состоянии. Так все в этом мире устроено.

Папа считал, что мне полезно ездить в город и торговаться с мистером Клаттербаком о цене яиц: я улучшала свои познания в математике и училась искусству ведения переговоров. Все это, по словам папы, должно было помочь мне найти смысл моей жизни. Папа был философом, и у него была теория смысла и цели. Папа считал, что все в жизни должно иметь смысл и выполнять свое предназначение. Иначе ты просто попусту занимаешь место на этой планете и бесполезно растрачиваешь свое время.

Именно поэтому папа никогда не покупал своим детям игрушки. Он говорил, что игрушки — это пустое времяпрепровождение. Вместо того чтобы играть в куклы, девочки должны заниматься уборкой в настоящем доме и следить за настоящими детьми, потому что предназначение девочки — стать матерью.

Однако папа не запрещал нам играть. Время от времени вместе с Бастером и Хелен я отправлялась на ранчо Динглеров, чтобы поиграть в бейсбол с их детьми. Нас было слишком мало, чтобы составить две команды с полным набором игроков, поэтому мы выдумывали разные собственные правила. Одно из таких правил: бегущего между бейсами игрока можно было «выбить», попав в него мячом. Когда мне было десять лет, один из мальчишек Динглеров так сильно попал мне в живот мячом, что боль не проходила даже, когда мы вернулись домой. Папа отвез меня в Тойю к парикмахеру, который иногда подрабатывал хирургом. Парикмахер сказал, что у меня лопнул аппендицит и мне срочно нужно ехать в больницу в Санта-Фе. Мы уехали на ближайшем дилижансе, который туда направлялся. Уже по пути в Санта-Фе я начала бредить. Я пришла в себя на следующее утро в больнице. На животе у меня были швы, а у кровати сидел папа.

«Не переживай, ангел мой», — сказал он и объяснил, что аппендикс, слепая кишка, — это рудиментарный орган, существование которого не имело никакого смысла. Если бы я сама могла выбрать, какой орган потерять, то избавляться надо было именно от него. Однако, продолжил папа, я чуть было не рассталась с жизнью. И ради чего? Игры в бейсбол? Если я хочу рисковать жизнью, стоит делать это со смыслом. Я согласилась с папой. Оставалось только понять, в чем смысл моей собственной жизни.

Мама часто говорила, что, если ты хочешь напомнить себе, что Господь тебя любит, надо увидеть рассвет.

Если ты хочешь напомнить себе о гневе Господнем, добавлял папа, надо увидеть торнадо.

В Солт Дро мы пережили достаточно много торнадо и боялись их даже больше, чем наводнений. Чаще всего торнадо выглядели, как узкие конусы серого дыма, а в период засухи они были практически прозрачными, и у основания конуса можно было разглядеть крутящиеся камни и сучья деревьев. Издалека казалось, что они движутся медленно, словно под водой, элегантно покачиваясь из стороны в сторону.

Большая часть торнадо были мелкими завихрениями воздуха, которые разгоняли кур и сдували сушащееся на веревке белье. Но однажды, когда мне было одиннадцать лет, мы пережили очень серьезное торнадо.

Мы с папой работали с лошадьми. Неожиданно небо стало черным, а воздух сделался тяжелым. Стало понятно, что нас не ждет ничего хорошего. Папа увидел торнадо первым. Он шел с востока и был величиной от земли до облаков.

Я стала быстро распрягать лошадей, а папа побежал в дом, чтобы предупредить маму. Мама незамедлительно начала открывать все окна в доме, потому что где-то слышала, что это помогает избежать перепада давления и может спасти дом. Лошади топали и ржали. Папа не хотел оставлять их запертыми в загоне, открыл ворота, животные вырвались на свободу и побежали в противоположную сторону от приближающегося торнадо. Папа сказал, что если мы выживем, то тогда и займемся поисками лошадей.

К тому времени небо над нашими головами стало иссиня-черным, и начался дождь. Вдалеке я заметила пробивающиеся сквозь тучи солнечные лучи и решила, что это хорошее знамение. Все мы вместе с Лупе и Апачи залезли в погреб. Торнадо поднял песок и ветки и закружил вокруг нашего дома. Шум стоял такой, словно мы сидели под мостом, по которому проносился товарный поезд.

Мама схватила нас за руки, и мы начали молиться. У меня крайне редко возникало желание молиться, но тогда я была страшно испугана и стала молиться, как никогда еще в жизни. Я просила у Бога прощения за то, что я раньше не имела истинной веры, и обещала, что если Он нас пощадит, я буду молиться Ему каждый день до конца своей жизни.

В этот момент раздался звук ломающегося дерева. Дом затрещал и затрясся, но пол над нашими головами устоял и торнадо прошел. Стало тихо.

Мы остались в живых.