Дикие ночи

Потом мы готовили себе по две «полоски» и нюхали. Три четверти часа спустя все повторялось, а потом мы делали себе порции каждые полчаса, каждые четверть часа и уже не могли остановиться, нам казалось, что мир вот-вот взорвется. Мы разговаривали, слушали Криса Исаака и фламенко, мы по пять раз ставили одну и ту же песню, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. На стенах квартиры висели плакаты с изображениями Брандо, Моррисона и Джеймса Дина, а Джемми рассказывал мне о своих разочарованиях, потерянных друзьях, о тюрьме, о маленькой лавочке на «Блошином рынке». Это было похоже на фламенко: ностальгия, фатальность, прошедшая трагедия, та, которая может случиться, но никогда ничего мрачного, никакой пошлости, такое впечатление, что мы будем жить вечно. Мы спускались в бар, пили джин или виски, чтобы смягчить действие кокаина.

На этот раз Джемми приходит первым. Он рассказывает мне какую-то запутанную историю, говорит, что ему совершенно необходимо, чтобы я пошел с ним на какую-то встречу к Сиреневой Заставе. Он говорит мне:

— Давай вперед, я сейчас все тебе объясню.

Семь часов вечера, на улице Шампионне пробка, и я злюсь.

— Успокойся, уверяю тебя, игра стоит свеч… Я хорошо знаю режиссера, он ищет молодого главного оператора, который все понимает с полуслова. Клиенты предлагают ему звезд, самых известных, всяких там англичан, но он никого не хочет, так что у тебя есть все шансы.

Поднимаясь по авеню Гамбетты, мы проезжаем мимо дома Жана Марка, моего приятеля-сценариста. Джемми говорит:

— Остановись, поднимемся на пять минут, мне нужно кое-что ему отдать.

Джемми звонит, Жан Марк открывает, делает вид, что удивлен, приглашает нас зайти. Мы идем следом за ним в гостиную, и я останавливаюсь посреди комнаты, совершенно обалдевший: в центре устроено нечто вроде буфета, а вокруг человек двадцать или тридцать гостей, все они приветствуют меня, смеются… Оказывается, Жан Марк собрал друзей, чтобы отпраздновать подписание контракта — меня утвердили главным оператором на полнометражный фильм Луи П., который он собирается снимать в Лиссабоне. Несколько минут я прихожу в себя от удивления, говорю всем, какое удовольствие они мне доставили.

Я вижу Марка, его подружку Марию, моих родителей, Омара, многих других, а Сэми привел Лору.

Я разговариваю с Луи. Он опять говорит, что не верит в мою болезнь, потом рассказывает, что один парижский журналист уверяет всех: «Да нет, он не мог заразиться! Он интересничает, чтобы придать себе веса… Да это в любом случае невозможно, он совершенно не сексуален!»

Я начинаю хохотать.

В первый раз я участвовал в съемках именно в группе Луи. Он меня всему научил. Я слушал его жалобы и вопли бывшего художника, которому все надоело — современная мода, глупость, халтура восьмидесятых, уход французских киношников, которые теперь снимают только выжженное пространство, лишенное страсти. Луи ворчит и созидает в этой пустыне свои творения, борясь с конформизмом других. У него нет детей, и мне много раз казалось, что я и есть его неродившийся сын. Я знаю, что в жизни редко встретишь людей, подобных Луи.

Вечер идет своим чередом, я перехожу от одного гостя к другому, довольно много пью, нюхаю кокаин в комнате Жана Марка. Я смотрю на Лору, и мне кажется, что она меняется прямо на глазах. Она разговаривает с Веро и вдруг ужасно бледнеет. За ней, с ненавистью в глазах, наблюдает Мария. Лора смотрит на мою мать, которая шутит с Сэми, подходит ко мне и говорит:

— Твоя мать не любит меня, посмотри на нее, ей даже Сэми милее, меня она сторонится! Она что, предпочитает, чтобы ты трахался с мужиком, лишь бы не со мной?

Я прошу Лору успокоиться, говорю, что у нас праздник и сейчас не время решать проблемы, да еще к тому же надуманные.

Сэми пьян, он тянет меня за собой в коридор, мы влетаем в туалет и запираемся. Потом начинаем целоваться, нежно прижимаемся друг к другу, я глажу его член через джинсы: Смеясь, мы выходим в коридор и видим Лору перед дверью. Она готова закричать, но в последний момент ей удается сдержаться, и она говорит мне:

— Какая же ты сволочь! — а потом, обращаясь к Сэми, добавляет: — Пошел отсюда, мерзавец, тебе, наверно, все это очень нравится?!

Сэми уходит, он ухмыляется и бормочет:

— Заткнись ты, ненормальная…

Лора в комнате Жана Марка, она плачет. Веро утешает ее, потом находит меня и говорит:

— Только ты можешь ее успокоить, сделай же что-нибудь!

Я вхожу в комнату, слышу ее рыдания и бросаю:

— Тебе обязательно нужно было испортить такой вечер?

— Ну почему ты такой? Веро сказал мне, что ты свел Кароль с ума. Это правда? Говорят, у нее был нервный срыв, ее парализовало…

— Что за бред?! — Веро отступает к двери, но я ловлю его за руку и спрашиваю со злостью: — Какого черта ты все это пересказываешь?

— А разве это не правда?

— Вранье, от первого до последнего слова! Убирайся!

Увидев, что я вернулся, Лора немного успокаивается. У меня одно желание — убраться из этой комнаты, она это чувствует, смотрит на меня с отвращением и говорит: