Дикие ночи

Проезжая над каналом, я смотрю в окно на черную воду у белых от снега берегов. При съезде с моста, слева от меня, с улицы Тионвиль, выезжает старенький «фольксваген». Я пытаюсь тормозить, но колеса пробуксовывают на скользком асфальте. Перед моей машины вдребезги разбивается о заднее крыло «букашки», которая, крутанувшись несколько раз вокруг своей оси, наконец останавливается, уткнувшись в тротуар.

Никто не пострадал, но обе машины разбиты всмятку. Мы заполняем протокол, и я возвращаюсь пешком, загребая по жидкой грязи.

Пустая квартира слишком велика для меня одного. Сэми нет, он, наверное, остался у Марианны, они снова видятся, опять занимаются любовью.

В окошечке автоответчика горит красная цифра: 35. Начиная с шести вечера, Лора звонила ровно тридцать пять раз. Она хотела увидеться со мной сегодня вечером, я сказал, что занят, но она настаивала, шли минуты, а она все никак не хотела повесить трубку. Лора никак не могла смириться с мыслью, что ее желание увидеть меня не будет удовлетворено. Я начал нервничать и повесил трубку, хотя знал, что она будет звонить опять и опять. Переведя телефон на автоответчик, я ушел.

Я слушаю обрывки записанного на пленку голоса Лоры. Потом включаю убыстренную перемотку, и пленка издает странные нечеловеческие звуки.

Я жду. Не важно чего — возвращения Сэми, звонка Лоры, чего-то другого. Но ожидания мои напрасны, как будто пришел час смерти.

В моем сне смешались все Лорины слова и фразы, звонки, тон, медная проволока телефонных линий, которые разогреваются докрасна нашими словами любви и взаимными оскорблениями. Во сне эти горящие провода впиваются в мою плоть, когда Лора связывает меня ими, обматывает, стягивает член и мошонку.

Я просыпаюсь от телефонного звонка. Мне кажется, что я вешу целую тонну, меня ужасает сама мысль о том, чтобы вылезти из постели, встать на ноги, у меня начинаются колики в желудке. Каждый звонок провоцирует новый выброс адреналина в кровь, пока я бреду к телефону, мной овладевает паника.

— Да?

— Ты спал?

— Я поздно лег. Машина сломалась, пришлось возвращаться пешком.

— Ты что, попал в аварию?

— Да, на перекрестке какой-то тип выезжал слева, а я из-за снега не смог остановиться.

— Машина, конечно, к черту, но ты-то в порядке?

— Да, со мной ничего не случилось.

— Так я и знала…

— Я не понимаю, о чем ты…

— Понимаешь, когда ты вчера сказал мне, что мы не сможем увидеться, я звонила, сама не знаю сколько раз…

— Тридцать пять…

— Да, может быть, и я все время о тебе думала, я знала, я чувствовала, что с тобой что-то должно случиться, но все обойдется.

— О, черт! Ты что, хочешь опять начать морочить мне голову своими глупостями, да еще в девять утра?! Теперь ты собираешься выдавать себя за ясновидящую? Дура, кретинка, оставь меня в покое, убирайся!

Швырнув трубку, я ринулся в кухню, чтобы сделать себе чаю. Я кипячу воду в кастрюльке и вижу, как всплывают отколовшиеся плашки налета. Сэми этой ночью так и не вернулся; в своем воображении я вижу его лицо, рот и язык между бедрами Марианны. Звонит телефон: это, конечно, опять Лора. Она говорит совсем другим тоном: я слышу теперь не маленькую девочку, а властную жесткую женщину, я думаю о ее руках зрелой женщины.

Лора говорит:

— Тебе бы стоило думать, что ты говоришь и делаешь. Есть области знания, в которых ты ни черта не смыслишь, и нечего воображать. Да, я действительно подозревала, что с тобой что-то случится, и сделала все, чтобы ничего не произошло, понимаешь, ничего серьезного, может быть, небольшое предупреждение, так, ничего страшного. Я хочу, чтобы ты знал: с того момента, как ты сказал мне о результате анализа, я приложила всю свою силу, чтобы ты был в порядке, и ведь сейчас болезнь не прогрессирует, ведь так?

Я делаю все, что могу, но ведь я могу и перестать это делать, так что научись хотя бы уважать меня и прекрати со мной обращаться, как с последней дрянью или со шлюхой, которая тебе омерзительна.

И она повесила трубку. Я совершенно потрясен этими словами и ее абсолютной уверенностью. Новый страх — влажный, холодный — проникает в мой мозг; вопросы без ответов. Я звоню Лоре, говорю, что не нужно так все воспринимать. Я хочу узнать у нее что-нибудь еще, но она молчит.

— Что ты имела в виду, когда говорила: «Я делаю все, что могу, чтобы с тобой ничего не случилось?» — но она не хочет отвечать. Я говорю, что мы могли бы увидеться. Она торжествует:

— Хорошо, когда?

— Может быть, сегодня вечером?

— Давай.

— Ты придешь ко мне?

— У тебя ведь по-прежнему всего одна кровать? Сэми что, будет спать на полу?

— Скорее всего, его вообще не будет, он у Марианны. Но это неважно, у меня есть кресло-кровать.

— Мне не очень хочется приходить в эту твою квартиру, я там себя неуютно чувствую.

— Хорошо, тогда я сам приеду к тебе в половине девятого, договорились?

Приехав к Лоре, я почувствовал себя дома: она обосновалась в моей бывшей мансарде. На полу и на стенах — отпечаток моей личности, моей жизни: пыль, кровь, слова; образы тел — моего и моих партнеров, отражающихся в зеркале ванной, моча и дерьмо — все, как по расписанию.