— Почему, кое-что вижу, — грустно сказал астрофизик. — Глазами, не через нейроинтерфейс. На стене у меня висит экран, и на нём изображён Юпитер.
— Тогда какие могут быть сомнения? — удивился Валентин.
— Вдруг… вдруг мне лишь кажется, что иллюзия закончилась? Когда Хэ Бинсин ломал код, он мог что-то испортить. И теперь программа работает на заднем плане — ну, или как это называется, я не специалист.
— Вы мне доверяете? Дайте доступ к вашему нейрочипу, и я посмотрю, что там происходит.
— Это бессмысленно. Если я по-прежнему в расширенной реальности, вы скажете одно, а я услышу другое.
— Ну, знаете ли! Как вы можете работать, что-то исследовать, если не верите своим чувствам? Откуда вам известно, что объект изучения, — Тагаев ткнул рукой в Юпитер, — реален?
— Я только и могу что работать! — ответил Наутиял с жаром и отчаянием. — Юпитер — настоящий. Разве способна глупая программа придумать такое? Его гравитационное поле не оставляет камня на камне от моих теорий. Но здесь скрыта истина, я чувствую, подлинная истина, и когда-нибудь она мне откроется… Вам кажется это странным?
— Нет, — сказал Тагаев, — я понимаю.
Тагаев стал европологом задолго до того, как термин впервые прозвучал в научных кругах.
Всё началось в тот день, когда маленькому Валентину подарили орбитальный телескоп. Группу миниатюрных спутников вывели на орбиту в рамках какой-то научной программы. Когда исследования завершились, телескоп достался университету, потом его передали школе. Спутники давно нуждались в коррекции орбиты, программный интерфейс устарел, а вести урок астрономии гораздо проще, подключившись к большому публичному телескопу. Вот спутники списали и продали частному лицу.
Родители всегда дарили Валентину полезные подарки, а не те, которые он хотел получить, но эта сложная игрушка его увлекла. Валентин полюбил небо. Со временем одни небесные тела стали ему ближе, присутствие других в космосе он признавал как данность, словно они были людьми. Он и думал о них, как о людях, друзьях и знакомых. Ему нравились ледяные луны газовых гигантов, особенно Европа. Он прочёл о ней, наверно, все научно-популярные книги и статьи, какие можно найти в интернете. Но хотелось большего, он чувствовал, что существует иной уровень понимания и что для этого требуются знания.
Валентин засел за физику и математику. Ничто не казалось слишком сложным, если приближало его к Европе. Всё, связанное с ней, становилось интересным и восхитительным. Дифференциальные уравнения в частных производных — кошмар студентов — описывали её внутренний мир, и для него они были всё равно что стихи для влюблённого. Его мозг работал, как раскочегаренная топка, которую разожгли на самом лучшем угле, и теперь в неё можно было подбрасывать что угодно.
Например, космическую психологию.
Тагаев был предназначен Европе, а Европа — Тагаеву. Как лукавая царевна, она отваживала нежеланных претендентов, давая им невыполнимые задания. Дразнила, позволяла собой любоваться, но близко не подпускала.
Семьдесят лет назад беспилотный аппарат JEDI сбросил на поверхность Европы несколько тысяч геофонов. Планета движется по чуть вытянутой орбите, и притяжение Юпитера периодически сдавливает и растягивает её ледяную оболочку. Жёсткий лёд литосферы трескается, в мягком льду астеносферы слои сдвигаются и скользят относительно друг друга — всё это порождает звук, который блуждает по ледяной коре от поверхности до подлёдного океана. Если уловить его и преобразовать в картинку, получится трёхмерный портрет Европы. Кстати, значительная часть геофонов работает до сих пор.
Никто уже не помнит, сколько миссий по разным причинам отменили, сколько из них потерпели неудачу. В памяти остались лишь самые впечатляющие провалы: EDEN и «Мариус».
В конце тридцатых EDEN доставил на Европу двух роботов, оснащённых ядерными реакторами, водяными плазмобурами и георадарами. «Землепашец» должен был исследовать тонкий верхний слой ледяной коры Европы, её холодную, твёрдую и хрупкую литосферу, а «Рудокоп» — проникнуть на несколько километров вглубь и добраться до тёплого льда астеносферы, где сосредоточена геологическая жизнь планеты.
EDEN совершил посадку, и связь с ним пропала навсегда. А в коде обнаружили несколько исправлений, внесённых явно со злым умыслом. Ответственность за эту акцию взяли на себя экологические фундаменталисты: так они хотели защитить гипотетическую жизнь Европы от разрушительного вторжения земной науки.