Дикие цветы

Дина пнула стоящую рядом с ней коробку.

– Не все, кое-что здесь. Это личные вещи. Некоторые из них были очень… необычные.

Она повернулась к Энту, чтобы заодно украдкой посмотреть, слушает ли он их разговор. Она встала и вышла в гостиную с веткой остролиста в руках. Через пару минут Энт услышал, как она поет, поет громче, чем он когда-либо слышал.

«Остролист и плющ! Выше всех в лесу!..»[167]

– Это так ужасно. – Энт не понимал, почему Дафна так грубо разговаривала с его тетей. – Это ее квартира. Там был ее дом, а теперь он полностью… – Он осекся.

– Твоя тетя не грустит так же, как ты, из-за потери дома, Энт. Ее дом – весь мир, не волнуйся так о ней, – тихо сказала Дафна.

– Но ведь она почти все потеряла.

– Я бы так не сказала. – Дафна окинула жестом захламленную гостиную, затем встала. – Война – это страдания. – Она подошла к Энту и взяла его за подбородок холодной и твердой рукой. – Тебе нравится жить с Диной?

– Да, – ответил Энт.

Дафна наклонила голову набок и с любопытством посмотрела на него своими блестящими глазами.

– Почему?

– Потому что мы – одна семья. И она меня любит. И я ее люблю.

– Мило. – Она состроила презрительную гримасу.

– У меня не осталось никого, кроме нее. И у нее тоже. Только она и я, и мы держимся вместе.

– Да. Я знаю, Энт, твоя тетя… – Дафна зажмурилась, словно пыталась сказать что-то сложное, но вместо этого просто открыла рот и замерла.

– Что?

– Потеря квартиры многое для нее изменит. У нее будет меньше пространства для маневра. Она не любит быть чем-то связанной. Для нее это как ловушка.

– Нет, не ловушка! – горячо сказал Энт. – Мы просто… мы хорошо ладим с ней, вот и все.

– Нет-нет-нет, конечно, речь не о тебе! Я понимаю. Но, видишь ли, теперь я тоже буду жить здесь. Надеюсь, ты отнесешься к этому с пониманием. Мы с тобой должны стать друзьями, Энт, – сказала она.

– Только Дина зовет меня Энт, – сказал он. – Вообще-то я Тони.

Он уставился в ее васильковые глаза, и она нежно шлепнула его по щеке.

– Сбегай и принеси мне выпить, будь добр, Тони, дорогой. Не обязательно джин – что угодно, что у вас есть.

Он почувствовал ее аромат, своеобразную смесь запаха цветов, мускуса и чего-то еще. Годы спустя он понял, что это был запах тминного семени и сигарет – видимо, именно поэтому он не узнал его в прошлом. С другой стороны, он не знал и Дафну, не знал, кем она была, откуда взялась, и не понимал, почему она сделала то, что сделала.

– Как вы с Дафной познакомились? – неожиданно для самого себя спросил он Дину однажды. Прошло несколько месяцев, и стоял прекрасный мартовский весенний день. Дина и Энт на улице аккуратно расплетали старые мертвые ветви дикого винограда и роз, усики вьюнков и жимолости, которые росли на стене дома и у крыльца и каждую зиму спутывались так, что их приходилось тщательно подстригать.

Дина оторвалась от выдергивания скелетообразных длинных сросшихся сучков дикой розы, взбиравшейся по стене Боски и цветущей солнечно-желтым цветом каждый май, но сейчас скорее напоминавшей ногти Степки-растрепки[168].

– Я познакомилась с ней в Британском музее. Я вернулась туда после поездки в Ур[169] перед тем, как поехать в Багдад. Она помогала мне каталогизировать ассирийские печати. Она тогда только приехала из Самервилльского колледжа, где с отличием окончила курс древней истории и к тому времени уже успела избавиться от того ужасного итальянского графа – ну, ты знаешь. – Энт не знал. – Во всем музее работали еще только две девушки. Раньше было еще двое, но обеих заставили уволиться, когда они вышли замуж. – Она покачала головой. – Все эти мозги, все способности, что они могли дать музею, просто… пропали. Не важно. Я никого не знала в Лондоне, и милая женщина, дорогая Елизавета, которая умерла на прошлое Рождество, работала тогда в отделе эстампов и рисунков. Она взяла нас под свою опеку. Дафна была совсем не похожа на меня – аристократичная, эффектная, кутила, – но мы сдружились. Иметь закадычного друга было просто прекрасно.

– И вы вообще больше никого не знали?

– Ни души. Я выросла в Индии. Мой отец был полковником в армии. Вазиристан, потом Кашмир, а потом мы жили в Дамаске.

– С вашей сестрой. Моей бабушкой, – сказал Тони.

– Я не очень хорошо знала Розмари, она ведь на одиннадцать лет старше. Она переехала назад в Англию, когда мне исполнилось пять. Я выросла как единственный ребенок, Энт. Видишь ли, я была ошибкой.

– Что вы имеете в виду?

Она засмеялась.

– Скоро узнаешь. Или, лучше сказать, надеюсь, что не узнаешь. Я не бывала в Англии до восемнадцати лет. Я выросла, мечтая о ней. И когда я приехала, все вокруг оказалось таким зеленым, словно равнины древней Месопотамии, когда львов и удодов было в избытке, пока они не вымерли в прошлом веке – такая трагедия! Там, где Ашшурбанипал охотился на благородных львов, где росли деревья и травы, сейчас пустыня… – Она принялась грызть ноготь. Энт терпеливо ждал. – Не важно. Когда я впервые приехала, Англия показалась мне раем. Риджентс-парк походил на висячие сады Семирамиды.