Дикие цветы

И тем не менее ночные налеты стали реже, хоть и ненамного. Немцы терпели поражение в СССР – ходили слухи, что они не смогли взять Сталинград и армия пришла в плачевное состояние еще до того, как наступила русская зима. К боям с фашистами присоединились американцы – еще не воевавшие, а потому полные сил. С наступлением лета страна перешла на двойное летнее время[173], чтобы у людей появилось больше свободного времени вечером, и от этого в миллионах душ воскресла надежда – ее сладким ароматом пропитался воздух, а вкусом – даже скудный военный паек. Многие из эвакуированных медленно потянулись назад в Лондон.

Самым большим событием лета стала пьеса, которую собирался поставить преподобный Гоудж. Драматический кружок деревни пострадал от военных действий и почти распался – в прошлом году сельский клуб, в котором проходили поминки, свадьбы, репетиции церковного хора, собрания Гайдовского движения[174] и драмкружка, обстрелял низко летящий «Мессершмитт», после чего загорелся и сгорел дотла. Теперь же преподобный Гоудж со свойственным ему энтузиазмом решил, что ради блага всех жителей следует возродить кружок. Он собирался поставить «Сон в летнюю ночь».

Сцену построили из досок, которые прибило к берегу, и ящиков из-под пива, пожертвованных деревенским пабом. Июль в том году выдался неестественно жарким, безветренным и влажным. В труппу вошли участники всех возрастов, разнородная компания из эвакуированных и местных жителей – либо непригодных для фронта, либо слишком старых для работы. И все же Энт был очень польщен и удивлен, когда узнал, что ему дали роль Ника Боттома.

– Мне же только четырнадцать, – слабо запротестовал он.

– Нам не хватает мужчин, дорогой, – быстро ответил викарий. – Тебе четырнадцать, но выглядишь ты на все двадцать, а твой голос просто великолепен. Роль Боттома – ключевая во всей постановке. Ты прекрасно справишься. Представь, что разыгрываешь одну из тех пьесок, что ты ставил на крыльце.

Позднее он снова сыграет Боттома, и Лизандра, и Оберона, и зрители станут восторженно ему аплодировать. Поработает он и режиссером, но ничто не будет иметь для него такого значения, как постановка в саду у викария. Он запомнит ее на всю жизнь, запомнит все детали, которые другие позабудут. Запомнит голову осла, изготовленную из старой коричневой диванной подушки, запомнит запах грима, пота и влаги, трепет, который он испытывал перед перевоплощением в совершенно иного человека – болвана, похотливого дурака, избавившегося от грусти и потерянности. Новый чувственный опыт вызовет у него почти что наркотическое привыкание, с одним лишь недостатком: на протяжении трех вечеров ему придется притворяться, что он влюблен в Джулию Флэтчер, игравшую Титанию.

Тем летом Джулия стала выглядеть еще взрослее – теперь она декламировала поэзию, нарядившись во множество слоев пышной полупрозрачной одежды, рано утром прогуливалась по холмам, собирала цветы, давала им имена и тут же сочиняла про них стихи. Она всегда здоровалась с ним и пыталась завлечь к себе домой на чашечку чая или на велосипедную прогулку. Энта это смущало. Она вела себя назойливо, несмотря на свой милый естественный смех и на то, что всегда делилась сэндвичами. Дина говорила, что жить с Алистером Флэтчером – задача не из легких.

– Она еще молода. Все примеряют на себя разные образы прежде чем решат, кем станут. Кому какое дело, что она носит длинные платья и взмахивает руками, притворяясь Верной Нимфой[175]? Она это перерастет. Она не приносит никому вреда. Лично я думаю, что она милая девушка.

Йен, брат Джулии, был еще хуже. Он выскакивал, словно чертик из табакерки, в самые неподходящие моменты. Казалось, что он все время следит за Энтом своими глазами-щелочками с нависающими веками. Кроме того, он постоянно задавал странные вопросы вроде: «Твоя тетя рада, что теперь живет с этой ее подругой? Ну, с этой Дафной? А? Ты меня слышал, Уайлд?»

После каждой репетиции Энт старался уйти как можно быстрее, чтобы избежать необходимости идти домой с ними. Между Алистером Флэтчером и тетей Диной поддерживался миф о том, что их подопечные прекрасно ладят. Если не получалось сбежать достаточно быстро, он оставался до тех пор, пока они не уходили, беседовал со старушками, помогавшими с постановкой, или с викарием, а потом помогал убирать декорации. Ему нравились старушки и нравился викарий. Энт любил мягкое спокойствие деревенской жизни и чувство общности, сплотившее людей в эти непростые дни. Иногда кто-то из жителей делился с ним куском торта, или тепло целовал его, или рассказывал ему историю из детства его отца.

Однажды вечером, когда он в сумерки шел домой, до этого мило пообщавшись с парой старушек, изготавливавших его костюмы, удача отвернулась от него. Внезапно прямо перед ним возникла Джулия Флэтчер, до этого явно просидевшая в засаде не менее получаса. Не давая ему опомниться, она втащила его в придорожные заросли.

Энтони попытался вырваться из зарослей плюща, образующего живую изгородь, но она крепко схватила его за плечо.