Диман Разоритель называл Катю куском пикселей. Разве я теперь не такой же кусок пикселей, как и все остальные в этой треклятой игре? И как же теперь я отличаюсь от Зафиры? Или от других местных существ? Тем, что на поддержку моего сознания уходит больше мощностей, так что ли? Даже знать не хочу. Что-то меня далеко завели эти мысли... нет, буду придерживаться старой доброй концепции. Мыслю, значит существую. И всё. Депрессии на экзистенциальной почве мне сверху как раз не хватало. Последним гвоздём в крышку капсулы.
— Ну чего ты такой хмурый, Ренат? — не унималась Зафира, — неужели тебе не понравилось? Или мне принять другой облик?
— Дело не в тебе, Зафира, — слабо улыбнулся я, — а в том, что я дурак.
— Осознание проблемы: первый шаг к её решению, — заметила она, — только не вздумай вновь становиться аскетом. Иначе обижусь.
— Теперь уж точно никаких аскетов. Вертел я всё это...
— Там же, где меня? — спросила она и заливисто рассмеялась.
— Именно.
— А если серьёзно, Ренат... — девушка приподнялась на локтях и заглянула мне в глаза, — я не знаю, что именно причинило тебе такую сильную боль, которую ты пытаешься унять. Но я ... больше не хочу уходить из этого мира туда, где перерождаются джинны. Это ужасное место. И я уверена, что ни Аджит, ни Салим, ни маленькие гремлины тоже не хотят погибать. Пожалуйста, защити нас. И не уходи. Я слышала, неумирающие так поступают...
— Поверь мне, я не из таких, — ответил я, поднимаясь на ноги.
Расклеился он тут. Неужели впервые жизнь уходит из-под ног? Разумеется, нет. А лучшее лекарство от депрессии, как известно, работа. Раз уж не получается жить ради поиска жены, как минимум для себя пожить стоит. И если мне предстоит провести в этой проклятой игре остаток своих дней, то проведу я их с максимальным комфортом. В своём замке и желательно без ушастых паразитов. Решено. Пора раздупляться и возвращаться в строй. Рефлексировать и жалеть себя буду, когда напьюсь до чёртиков после победы над тёмными эльфами. Поблагодарив девушку за поддержку, я собрал разбросанную по комнате одежду и броню, оделся и вышел на улицу, где меня уже ждала делегация местных жителей.
Заприметив меня, они тут же окружили крыльцо дома старосты и ощетинились всем сельхоз инвентарём, который у них был с собой. Выглядели крайне недружелюбно. Впереди всех стоял выброшенный из собственного дома староста и злобно топорщил усы, крепко сжимая в руках топор. Быстренько посмотрев в интерфейс, я увидел сообщения о снижении репутации до «Враждебной» и начало «Бунта».
При одном взгляде на этого говнюка всё то раздражение и злоба, которую я подавил в себе совсем недавно, начали вновь поднимать голову. Да кто он чёрт подери такой, чтобы перечить мне?!
— П-проваливай отсюда, колдун! И мы тебя п-пощадим! — выкрикнул мужик, косясь на стоящих в тридцати метрах ракшасов, которые недвусмысленно поигрывали саблями и только отсутствие прямого приказа останавливало их от того, чтобы превратить всех этих крестьян в кучу трупов. Переглянувшись с Аджитом, я покачал головой, мол, не стоит.
Повернувшись к старосте который ждал моего ответа, я представил, как ему на голову опускается гигантский молот и расплющивает его жалкий череп. В следующий миг староста взвизгнул, как боров во время кастрации, и упал замертво. Толпа невольно отступила на шаг, вмиг растеряв всю свою храбрость.
— Что-то вы совсем страх потеряли, засранцы! Может, стоило скормить вас всех демонам? Или может быть оставить вас на милость тёмных эльфов? А? Не слышу ответа! Или мне поднять налог так, чтобы вы тут с голоду подохли, раз живётся слишком хорошо! Вы, кажется, забыли, кто я такой. Я напомню. Ваш неумирающий лорд. И каждого, кто посмеет предать меня как этот позорный пёс, сдавший деревню первому попавшемуся рыцарю, я сгною на этой вот каменоломне. А теперь пошли вон отсюда!
Несколько долгих секунд крестьяне молча смотрели на меня. Но вот, некоторые начали уходить, не желая рисковать своей жизнью. За ними потянулись другие и некогда большая толпа растаяла на глазах. Они роптали, бормотали себе что-то под нос но не посмели восстать снова. Некому было больше это восстание возглавить. Он слёг первым и никто не желал повторять его судьбу.