Дикий ангел

Командир знает мой взрывной характер, пережимает кость, чтобы не дать натворить бед.

– ГРОМОВ!! – рычит сквозь зубы. – Приди в себя и продолжай!! – предупреждает он меня давящим взглядом. – Как и собирались!

Сквозь нещадный замес в голове, вспоминаю, что у Юры включён диктофон и сейчас он в режиме записи. Для этого мы здесь и собрались. Достать признание. Придётся и эту часть потом корректировать. И так половину моих угроз обрезать.

Возвращаюсь взглядом к Наталье, что тихо забилась в угол дивана и привожу дыхание в порядок.

– Это Костя Молчанский почти пять лет назад прислал мне электронное письмо с фотографиями жены?

Ровно секунду медлит Наталья, задумываясь о последствиях, грозящих мужу. Всего секунда жалости, а потом безразличное:

– Да.

Тяжело. Сложно сидеть и слушать, что нашу с Улей жизнь разрушил не какой-то левый урод, а тот, кто на моей свадьбе невесту обнимал и желал ей счастья в семейной жизни! А потом пырнул сестру ножом в сердце… родной брат.

Глава 22

ФЕЛИКС

Домой я возвращаюсь с тяжелейшим грузом в душе. После разговора с женой Молчанского, я взял её за шкибон и потащил обратно в полицию, быстрее протоколировать её показания. Это заняло столько времени, что освободили меня напрочь обессилевшим, с едва ворочающимся языком, с распухшей головой. Впереди ждёт ещё один перекрут мозга. Я отправил вместо себя Юру, его прямой обязанностью было присмотреть за Улей и Златой, успокоить, если потребуется.

Когда вошёл в квартиру, стояла уже глубокая ночь. Хватило одного шага, чтобы прочувствовать на себе накалённость атмосферы.

«Ульяна знает про брата.» – написал Юрий, когда я в ускоренном темпе общался с адвокатами.

У меня после этого желудок сжался, дыхание затруднилось.

И сейчас, очутившись дома, воздух сгустился так, что меня прижимом вдавило в место, где я стою. Свет включать не тороплюсь, везде тишина. Душит влажная подавленность… я чую запах слёз…

Мой Ангел плачет.

По коже струится мороз. Грудину режет вспышкой боли, словно рёбра вонзаются в сердце.

Что я ей скажу? Как? Мы только-только нащупали выход из тьмы… почему всё это достаётся именно ей?

Ульяна же добрая, лучистая, с руками тёплыми. Одним прикосновением может согреть. Улыбкой своей может отвлечь от любого горя. И вот так…

Собираю волю в кулак, до перетяга вен. Я должен пойти к ней и спрятать разорванное сердце в своих руках. Укрыть от холода. Пусть не думает, что осталась одна, что никого не осталось.

Я есть. И буду.

В гостиную вхожу медленно. Тишина тянет нервы. Даю привыкнуть к темноте уставшим глазам и ищу хоть одну зацепку, в какую сторону двигаться, где искать жену. Двигаюсь к спальням, но что-то заставляет посмотреть на балконную дверь. Она приоткрыта. Вздрагивание сердца и я направляюсь туда. Хаос поселяется в душе, когда нахожу свою любимую, забившейся в углу и сидящей у открытого окна. Обнимает себя руками. Смотрит пустым взглядом вдаль. Не истерит, не плачет. Уже выпотрошила из себя эмоции. И меня в этот момент не было рядом…

– Родная моя… – надрываюсь на выдохе, тяну руки к жене. Уля дёргается и съёживается в беззащитный комок. Лицо опухшее, нос красный, глаза до жути воспалённые и в них кромешная чернота.

Погас свет. Знакомо до жути. Так выглядели мои глаза, когда я потерял веру в жизнь, когда не понимал за что это и зачем мне дальше с этим жить.

– Уль… – хриплю, падая перед ней на колени. – Ты не должна справляться с этим одна. Я рядом, Ангел. Я помогу…

И она улыбается. Совсем чуть-чуть, но так пугает. Это скорбная улыбка. Прощальная. Это значит, что Ульяна распустила все привязки к кому-либо. Заключила себя в одиночестве, считает, что лучше никого и сразу, чем испытывать такую боль от предательства. Лучше самой порвать, чем истекать кровью от внезапного болезненного падения.

– Скажи хоть что-нибудь… – прикасаюсь к её замёрзшей коже, грею губами маленькую родинку на руке.

– Пойдём спать, Громов. – чужим голосом, лишённым эмоций.

– Как ты скажешь, я так и поступлю с ним, Уль… – клятвенно восклицаю я. – Всё, что захочешь, любимая!

– Его уже арестовали? – не реагирует на мои прикосновения.

– Я так понимаю, что группа задержания выезжает утром. Не знаю, Ульян… я не спрашивал, я просто хотел домой!

– Я хочу поговорить с ним сама… без свидетелей. – ни злости, ни обиды, одна пустота в глазах.

Страшно в них смотреть. Я хочу вернуть те переливы чувств.

– Я устрою это! Обещаю! – веду мягкими поцелуями по узорам вен на изгибе её руки. – Посмотри на меня!

Прямой взгляд, не бежит. Как в пузыре сидит.