Дикий барин

Перед походом в оперу женская часть семьи придирчиво рассмотрела скудные возможности моего вещевого мешка в рамках разгоревшейся дискуссии: можно ли одеть меня прилично? Можно ли меня в моих галифе и галошах выпускать в свет? Или лучше, как задумывалось ранее, оставить меня под лестницей в обнимку с тыквой, замершего в ожидании доброй феи-крестной?

Я предложил несколько острых по задумке вариантов моей драпировки в сорванную портьеру. Но был отослан в пахнущий фэшн-содомией магазин, где, не приходя в сознание, купил себе полную униформу опереточного злодея с возможностями. Из-за нехватки времени брюки мне подшивали, пока я, суетливо переминаясь, торговался у кассы.

Опера мне, по привычке, очень понравилась. Я же всему активно, хоть и безвольно, сопереживаю.

Правда, слухом вот не обладаю, но так даже интереснее.

Слетал

В аэропорту было скучно, а в самолете весело. Из меня никудышный Филеас Фогг.

Помню, летел я некоторое время назад по какому-то зимнему праздному случаю в далекую страну. Что-то надоело мне это снежное безмолвие и звон льдинок в бадейке для умывания. Захотелось обжигающего пятки черного песка. Тем более что скворечник мой на о. Т-фе, который я трудолюбиво смастерил к тому времени из обломков кораблекрушений, собственной слюны и ила, практически вопил о том, что простаивает он и одиноко ему, и хочет, чтобы я пробежался, хохоча и разбрасывая одежду, по его просохшим половицам прямо на балкон, под которым океан бьется в застывшую лаву.

Так всем своим близким и рассказал, подведя их к дымящейся проруби для назидания.

– Умаялся я, детушки мои, молодцы мои любезныя! Пора мне отдохнуть несколько, потому как, сволочи вы распоследние, надоели мне как собаки, чесслово! Идите руки мне целуйте, не забывайте…

А сам гавайскую рубаху под наборным, с кистями, поясом оправляю торопливо.

Всхлипы и робкие просьбы о подарках пресек крестным своим благословением уже из саней, потому как помню про родительскую строгость и лимиты.

Ну и полетел, значит. С самого начала решил выбрать авиакомпанию честную, желательно с немецким чтоб экипажем, чтоб был порядок во всем и хоровые спевки пассажиров при посадке. Лучше уж под «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!» садиться, чем, как в прошлый раз на «Ютейре», под бешеные крики стюардесс: «Всем сидеть! Сидеть, я кому сказала?!»

Для начала немцы решили меня удивить своей пунктуальностью. Пока я бегал по гулкому аэропорту (вылет в четыре утра, как у немцев завсегда полагается), путаясь в своем праздничном зеленом пальто с лисьим воротником, жены прежней последней памяти, пока лаялся с буфетчиками на предмет стоимости их колбасы, объявили посадку и, немного погодя, тут же ее и отменили. Не прилетел аэроплан за нами, отчаянными аэронавтами. А у меня же все по часам, я ведь расписание пересадок такое составил, что мышь в зазор не протиснется! Вернулся, конечно, долаиваться с буфетчиком, разбил у него два блюдца, немного успокоился. Почитал газету у спящего соседа. Померил его шапку, решил было даже поменяться. Но тут как раз новое объявление подоспело. Спешите! Спешите! Только сейчас!

С двумя шапками в руках кинулся вновь на регистрацию.

Народ в очереди на посадку подобрался очень злой. У нас в уезде так заведено: если летишь взарубеж, то соответствуй имперской мощи. Рядом рейс на Караганду фиксировали, так любо-дорого было посмотреть на отлетающих. Едва ли не все меж собой целуются, радуются возможности вылета, помогают друг другу чемоданы перетаскивать, улыбки, румянец. А в нашей, зарубежной, очереди атмосфера с самого начала была тяжелой. Гнетущей. Таможня с пограничниками, сладко потягиваясь и разминая затекшие члены свои, только появились, а в очереди уже скандалы начались нешуточные. Я, смиренно опустив очи долу, хотел скорее в самолет, и в скандалах участия старался не принимать. Решил поберечь силы для полета.

Наконец запихнули нас в запоздавший самолет. Встречает нас немецкая стюардесса, которая запас своих улыбок сбросила еще над мирно спящим Киевом. Поэтому смотрела она на меня с откровенной досадой. Да, я не красавец и чайничек мой жестяной, на ремне болтающийся, шарма мне не прибавляет. Отчет себе отдаю вполне. Однако заводить беседу как-то надо. Тем более что немецкий кинематограф я смотрю, знаю, как с их стюардессами общаться.

– Ви хайст ду, бубби, – говорю. – Ком цу мир, битте!

Тут есть особая тонкость. При перелетах на зарубежных линиях надо производить впечатление лукавого, но не очень опасного бесноватого. Желательно при этом хромать, дергать головой и моргать глазами в загадочной последовательности. Можно негромко петь. Тогда должная забота персонала будет обеспечена.

Летели во Франкфурт очень скучно. Я было сунулся из своего бизнес-класса в общую залу, чтоб походить между рядов, позвякивая чайником, попродавать брошюры и собственные фотографии с душевным автографом, но публика злобно спала, отвернувшись друг от друга.