Дикий, дикий запад

И как это понимать?

Эдди делает шаг, но сиу останавливает его и качает головой.

– В тебе нет нужной крови, – говорит она, а меня подталкивает в спину. – Иди. И скажи, что мы гости.

– Мы?

– Не ты. Мы. И что ты принимаешь нас в доме, как гостей.

Мне страшно. До того страшно, что зуб на зуб не попадает. А ноги подгибаются. Руки дрожат. Но я переступаю порог зала, который столь огромен, что стены его теряются в потемках. Правда, ненадолго. Мгновенье и с тихим шелестом разгорается пламя в высоких чашах. А потом вспыхивают и стеклянные лампы, висящие под потолком, яркие, как само солнце.

Никогда таких не видела.

Зал… все еще огромен. Нет, он больше не кажется безразмерным, но все одно в жизни ничего подобного не видела.

И золота.

Мамочки, если это и вправду золото…

Золотом сияли стены.

И пол.

И потолок.

Колонны опять же… золотые цепи держали золотые чаши. Золотая лестница вздымалась куда-то в сумрак, и на вершине её виднелся огромный трон. Тоже, надо понимать, золотой.

– Милли! – донесся голос братца.

– Тут… в общем, охренеть! – от души сказала я, но тотчас себя одернула. Я повернулась к трону и сказала. – Я принимаю этих людей. Существ. Тех, кто пришел со мной, как гостей.

Сказала и прислушалась.

Тишина.

И? Как понять, получилось или нет?

Я выглянула за дверь.

– Я сказала, – сказала я сиу. – И дальше что?

– Попробуй на лошади, – мне протянули повод.

Ну… из лошади, говоря по правде, так себе гость, даже если лошадь хорошая. Но не оставлять же их за дверью. И мы вошли.

Гроза окончательно успокоилась, а с нею и я.

Подумаешь, золотой зал. Случается. Чего уж тут теперь паниковать-то. Главное, что зал пустой. Ни покойников, ни чудищ, ни тумана. А что золото… оно само по себе никому не вредило. Я ведь не собираюсь ничего брать.

– Милли?

– Все в порядке, – крикнула я через зал. Голос правда почти потерялся, зато эхо отозвалось.

Первыми показались сиу.

Вошли.

Остановились, будто прислушиваясь к чему-то. И мне показалось, что та, которая нас привела сюда, вздохнула с немалым облегчением.

– Может, – Эдди вошел и огляделся. – Объясните, что это вообще было?

В себя Чарльз пришел не сразу.

Он плыл.

По реке. И река эта была вокруг. Его тело было легким, невесомым. И он наслаждался этой легкостью, покоем. Река играла чудесную мелодию, и Чарльз впитывал музыку всем своим телом.

А потом на него вылили воду и поинтересовались:

– Живой?

Чарльз выругался.

– Живой, – сказал тот, который аккуратно устроил Чарльза у стены.

Стена была теплой и еще неровной. И все её неровности впивались в тело. Чарльз хотел бы пересесть, куда-нибудь туда, где стена поглаже, но сил не осталось.

– Как голова?

– Болит, – он позволил себя напоить.

И огляделся.

Горел костер. Такой вот до боли знакомый костер, разложенный на костях. Рядом, на одеяле, сидела Милисента, а за нею – троица сиу, словно свита.

Чарльз проморгался, вспомнив заодно, что было. И прислушался к себе. Нет. Ничего. Ни чудесных песен, ни желания служить кому-то, кроме Императора. Да и последнее не сказать, чтобы ярым было.

– Мы… где? – он огляделся, уже почти и не удивившись.

В самом деле, если существует Мертвый город, о котором известно всем, кроме Чарльза и Географического общества, а в нем стоит дворец умопомрачительной красоты и великолепной сохранности, то почему бы в этом дворце не отыскаться и тронному залу?

Логично же.

А что золото… вон, помнится, Мариет утверждал, будто бы в Карнакском храме тоже пол золотыми плитами мостили. И серебряными. Или это был не Мариет?

Главное, что ничего-то нового.

– Пить, – попросил Чарльз и в руки, связанные между прочим, сунули флягу. – Не развяжешь?

– Извини, но… место такое. Неспокойное.

Вода на вкус показалась горькой. А голова разболелась паче прежнего.

– Пусть она скажет, что этот человек в её власти, – произнесла сиу.

– Я ни в чьей…

Договорить не получилось. Боль накатила волной, выбивая из легких воздух. Чарльз стиснул зубы и захрипел.

– Положи руку ему на лоб, девочка. Вот так. И говори.

– Этот человек в моей власти! – голос Милисенты донесся откуда-то очень уж издалека. Но странное дело, стоило ей замолчать, и лоб опалило жаром.

Все тело опалило жаром.

А потом боль ушла.

Осталась горечь на губах. И еще странное выматывающее чувство потери, хотя Чарльз понять не мог, что именно потерял.

– Теперь они его не тронут. Кхемет уважали право собственности. Как и любые иные свои права, – сиу вернулась на место. Она сидела на пятках, плотно прижав одну к другой, и слегка покачивалась. – С нами тебе тоже стоит повторить.

Вторая сиу зашипела что-то низкое, пугающее, но тотчас покачнулась, чтобы упасть на четвереньки. Она выгнула спину, а из ушей, из глаз её потекла кровь.

– Я сделаю!

Милли подскочила к ней, с трудом, но терпящей боль, и положила руку на голову.

Фраза.

Это лишь слова. Чарльз смотрел. Просто слова. Никакой магии. Но сиу… сиу выдохнула так резко, зло, и даже показалось, что сейчас она бросится на Милли.

Не бросилась.

Старшая произнесла короткое слово, и сиу сникла.

Поднялась.

Опустилась на пятки.

– Что тут происходит? – поинтересовался Чарльз, не особо надеясь получить ответ.

Милли коснулась второй сиу.