Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

— Нет! — шиплю, когда сволочь насильно скручивает мне руки и, развернув, укладывает животом на пол, а сам валится сверху. Щека впечатывается в мягкий ковер, а я едва дышу под тяжестью его гранитного тела. — Не вздумай трахать меня!

Звяканье пряжки ремня отвечает вместо Кешнова, пока я отчаянно ерзаю, зажатая между ним и полом. Горячие губы утыкаются мне в висок и оставляют на коже ожоги.

— Имею полное право! — острые зубы смыкаются на моем плече. Рукой остервенело гладит ягодицы и сдвигает трусики. — Психопатка ненормальная, — горячее дыхание обжигает щеку, пока ненавистные пальцы касаются меня между ног, порождая внутри аномальное возбуждение, которому я яростно противлюсь. Нужно не думать, просто не думать о том, как у нас это бывает с ним во время ссор. Жмурюсь, взывая к здравому разуму, но тут же дергаюсь всем телом и громко выдыхаю, стоит почувствовать, как внутрь проникает сразу два пальца. Гладят, изводят, заставляют задыхаться. Перед глазами мутнеет. Сердце еще немного и даст трещину от давления, с которым кровь несется по венам, — Я же на тебе помешан, дура! Тебя люблю, Рина! Если бы мне было срать на тебя и наши отношения, я бы сейчас там остался, так нет же, блядь! — несмотря на все чертовы эмоции, тело по привычке, всегда готовое к его ласкам, тут же отзывается на грубые признания и касания.

— Ох, спасибо, что поехал за мной, может мне тебе отсосать в благодарность? — повернув голову, выдыхаю в искривленные гневом губы, и Матвей тут же замирает, впечатывая в меня охреневший взгляд.

Достает пальцы и, удерживая за волосы, поворачивает лицом к себе, чтобы втянуть носом воздух около моего рта.

— Ты пила, что ли? — лихорадочный взгляд требовательно впивается в лицо, и не дождавшись ответа, рявкает так, что стекла звенят: — Я спросил: ты пила?

— Какая разница?

— Ты, блядь, в своем уме на такой скорости гнать бухой?

— Кто бы говорил? Сам с той шлюхой пил сидел и довольно улыбался, а мне еще предъявля…

Договорить я не успеваю, потому что Матвей сжимает мою ягодицу так сильно, что я охаю, а потом одним толчком члена проталкивается в меня сразу на всю глубину. Воздух махом покидает легкие, а глаза против воли расширяются от смешанного ощущения. Боль от неудобного положения вперемешку с ненавистным острым удовольствием простреливает тело.

Кешнов не расщедривается на нежности. Мгновенно начинает жестко и резко двигаться внутри меня. Свирепо вгрызается в рот, кусает губы, не даёт даже ответить на поцелуй. Словно наказывает.

— Еще раз сядешь за руль пьяной, убью, — рычит со злостью.

Меня утаскивает в воронку из безумного извращенного удовольствия, где смешались влажные звуки соединения наших тел, тяжёлое дыхание, разделенное на двоих, одержимость в каждом далеко не нежном прикосновении.

Не знаю, откуда взялось такое предчувствие, но мы словно занимаемся сексом в последний раз, стараясь взять как можно больше друг от друга. Я не замечаю момента, когда Матвей ставит меня на колени и вонзается сзади размеренными чёткими ударами, растягивая меня до искр из глаз, заставляя кричать и сгребать пальцами ворс ковра. Пропускаю момент, как переворачивает на спину и снова входит до самого основания. Как же я ненавижу его сейчас за такую власть над собой. За то, что вопреки всему я готова выть от желания, чтобы он никогда не останавливался.

Перед глазами плывёт, все тело ощущается оголенным нервом, стоит Матвею задрать мое платье до самой шеи и терзать грудь языком, зубами, всасывать соски в рот, а потом впиваться губами в шею. Знаю, что не должна, но руки сами лихорадочно гладят короткие волосы, как будто пытаясь запомнить, какие они на ощупь. Выгравировать в памяти каково это вот так быть с ним одним целым. Подсознание будто пытается мне что-то сказать, но я оглушенная похотью остаюсь глухой.

Кешнов не снял с себя даже футболку, а мне хочется чувствовать его кожу. Забираюсь под ткань ладонями, чтобы на очередном глубоком толчке впиться ногтями в лопатки.

— Ненормальная, — сипло произносит Матвей, ускоряя темп и руками держа меня за голову, потому что на каждом его толчке я скольжу по ковру, — бешеная дикарка, — губы в губы, языком по моему языку, — я тебя никогда не отпущу! Что бы ты ни делала, ори, психуй, требуй, но никогда не смей от меня уходить, — его слова звучат так, словно он слышал мои мысли или чувствует то же самое. С надрывом, ощутимым напряжением.

На ответ сил не остается, так как когда Матвей целует меня, оргазм обрушивается сокрушительной лавиной. Меня трясёт, разрывая на мельчайшие частицы. Кричу, впиваясь зубами в твёрдое плечо и содрогаясь от ярких вспышек. На языке расплывается соль и горьковатый привкус туалетной воды, пока Матвей несколько раз дернувшись, напрягается и издавая хрип кончает в меня.

Падает рядом на спину, наконец позволяя мне дышать не им, а воздухом.

Только звук стрелок часов на стене возвращает в реальность. Свожу ноги и пытаюсь отдышаться. Минута, две, три…

— Я, — голос скрипит, приходится прокашляться. Тяжело сглатываю. — Я так больше не смогу, — говорю тихо, но знаю, что он слышит.