Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

Заказал ужин, думал, сейчас приеду домой, поговорим с ней, как и обещал, да только вместо Рины нашел пустую полку в шкафу и ни намека на ее присутствие.

— Ты не могла этого сделать, Ри! — рычу оборачиваясь и тяжелым взглядом обвожу комнату.

На тумбе нет по обыкновению валяющейся туши и еще каких-то женских мелочей. Стол не завален тетрадями, а идеально тошнотворно пуст.

Собственное шумное дыхание с трудом вырывается сквозь расширенные ноздри, а потом я натыкаюсь глазами на голубой кусок ткани, который узнаю из тысячи подобных.

Сердце заходится в бешеном ритме. Иногда очевидное находится под носом, но мы отказываемся его принимать по нежеланию или другим причинам. Вот и я сейчас так же. Взгляд расплывается на шарфе, а зубы еще немного и раскрошатся в порошок.

Как она могла? Я думал, все эти слова по поводу расставания всего лишь плоды эмоций и Рина не сможет реально осуществить их. Да и как вообще можно было хотя бы на минуту позволить себе уйти? Это, блядь, невозможно! Она и я это же… константа!

Ярость взрывается в каждой клетке, когда изуродованная реальность врывается в подсознание. Разворачиваюсь и с размаху вбиваю кулак в стену.

Внутри в прямом смысле шипит кипящая серная кислота, разъедая собой внутренние органы.

Если ты думаешь, что я отпущу тебя просто так, Ри, то очень ошибаешься! Я найду тебя и притащу домой силой, если понадобится!

Глава 30

Марина

Звонок мобильного заставляет резко разлепить тяжелые веки. Обвожу сонными глазами зал, где на диване вчера уснула, даже не расправляя его, и понимаю, что провалилась в сон видимо совсем недавно. А с осознанием этого возвращается и мое новое настоящее. По телевизору, висящему на стене прямо напротив, идет какая-то развлекательная программа. Всю ночь пялилась в экран не в состоянии банально уснуть. Матвей звонил несколько раз, потом писал, а я как дура смотрела на любимое имя, с каждым новым звонком высвечивающееся на экране, и не могла даже к телефону притронуться, как будто он мог принести еще больше боли, чем я и так уже испытываю. За полночь набирала Лана, вероятно разбуженная Матвеем, но трубку я все равно не взяла. Даже с ней сил не было разговаривать.

Приспустив с подбородка плед, тянусь за орущим телефоном, мысленно предполагая, что это может быть снова Кешнов, и поэтому не тороплюсь подносить экран к лицу. Сердце тяжело стучит, но стоит увидеть имя на входящем, как я выдыхаю.

Лана.

Время на экране мобильного показывает восемь утра.

— Алло? — отвечаю, приподнимаясь на диване.

— Рина, что случилось? Ты где? — выпаливает Кешнова младшая, даже не здороваясь.

Значит, я не ошиблась и ночью она звонила явно не для того, чтобы просто почесать языками.

Роняю лицо в свободную от телефона ладонь и тру его, пытаясь проснуться.

— Лан, давай я тебе перезвоню, ладно?

— Нет, — выкрикивает мелкая и понижает голос, вкладывая в него угрожающие нотки, — не смей отключаться. Я в центре и не знаю в какую сторону мне ехать. Говори твой адрес, иначе я обижусь, и ты больше никогда меня не увидишь!

Вот же террористка. После того, как Матвей перестал ее третировать и дал больше воли, эта девчонка стала на него очень сильно походить, хоть и старается отрицать очевидное. Наверное, за это я полюбила ее еще сильнее.

— Лан, я не хочу сейчас никого видеть.

— Ко мне это не относится! Рина, я не оставлю тебя сейчас, тем более когда совершенно не понимаю, что происходит. Сначала Матвей ночью врывается в дом и обшаривает спальни, потом в своей манере требует ответа, не знаю ли я где ты. Рин, я его таким уже года два не видела. Злой, как волк, взгляд сумасшедший. Я как будто назад вернулась, когда ненавидела его всей душой и боялась. Что у вас случилось? — прикрываю глаза представляя, в каком состоянии сейчас находится Матвей, но позволить ему себя найти не могу. Я не готова с ним встретиться. Не готова вынести очередного скандала и даже банального его присутствия рядом. — Рин, пожалуйста, скажи где ты, я приеду. Клянусь, от меня Матвей ничего не узнает, я не скажу ему, что мы встречались, только позволь увидеть тебя, солнце. Я же переживаю.

По надрывным ноткам, из которых исчезла вся угроза, понимаю, что моя единорожка действительно волнуется, да и что скрывать — я чокнусь, если буду и дальше сидеть здесь наедине с самой собой и собственными мыслями. Поэтому сдавшись, диктую свой адрес.