Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

Любимые губы, которые всегда умели приносить столько запредельного удовольствия и которые я так любила кусать, складываются в тонкую линию, а перекошенное гневом лицо склоняется ко мне. Я даже не пытаюсь вырвать руку. Зачем? Он все равно перехватит, а на скандал у меня сил нет.

— Рина, я же сказал, что мы поговорим, а приезжаю домой — тебя нет. Как, мать твою, это понимать? — рявкает, грубо встряхивая меня за руку.

— Я устала разговаривать с самой собой, Матвей, — осторожно тяну руку, и Кешнов, бросив взгляд на место, которое с силой сжимает, ослабляет захват.

Отхожу в сторону, засунув руки в карманы джинсов.

— Что значит с самой собой? Рина, ты свалила ни черта не объяснив. После недоразумения кинула меня, заставляя искать по всему городу.

— Я не заставляла тебя искать меня. И даже хотела бы, чтобы не нашел, — в черных, как бездна, зрачках вспыхивает пламя. Матвей делает шаг в мою сторону, я же остаюсь стоять на месте, безотрывно смотря на него. — Я устала, просто устала.

— От чего?

Кажется, он действительно не понимает, заставляя меня с горьким смешком уронить лицо в ладони, а потом снова посмотреть на него.

— Я же говорила тебе, но ты, похоже, даже не слышал!

— О боях? Мне казалось, мы утрясли этот вопрос.

— Обо всем и многократно!

— Сделай одолжение и объясни еще раз, — серьезные глаза щурятся.

Киваю. Хорошо, если он так хочет услышать самые банальные вещи, то пожалуйста.

— Я устала быть удобной, — говорю на выдохе. — Устала быть понимающей. Быть просто куском мебели, который можно иногда трахать, и не считаться с моими просьбами, — ноздри Матвея расширяются, уголок губ нервно дергается, но я скажу все, о чем он сам так настырно просит. — Я устала от того, что начала забывать, как это засыпать со своим мужчиной. Как ужинать с ним вместе, смотря какой-нибудь идиотский фильм. Как проснуться утром и не обнять холодную пустую подушку, а прижаться к тебе и не почистив зубы поцеловаться. Устала видеть полные сочувствия глаза Аси и ее парня, когда мы втроем идем в кино или выбираемся в клуб. Да, Матвей, мне обычно плевать на все эти мелочи, но я не железная. Я тоже человек, а не диван или телевизор, о котором можно вспоминать только при необходимости. Я хотела видеть тебя рядом чаще, чем пара минут в день. Неужели я так много просила?

— Рина, я работаю, — ответ просачивается сквозь плотно сжатые зубы. — Твоя Ася и ее пацан учатся, и все, о чем им нужно заботиться, это как не обосраться на экзамене. А у меня до хрена проблем, которые сами себя не решат, а если их не решу я, они нас с тобой загонят на дно.

— Да мы уже на дне, — не выдерживаю и развожу руками. — Ты уверен, что дело только в работе? Я ведь не слепая и все прекрасно вижу!

— Что ты видишь?

— Вижу, как тебе нравится все это. С каким блеском в глазах ты дерешься, а потом утопаешь в признании и славе. Как весь светишься, когда выходишь на ринг под ошалелый свист и скандирование этого долбаного "Кэш".

Как же я ненавижу это прозвище! Всеми фибрами души!

— У меня долги, Рина. И на ринг я выхожу только из-за них!

— Да неужели? Если бы дело было только в долгах, ты бы взял деньги, которые я тебе предлагаю. Обрыл бы все вокруг и нашёл нормальных, хороших бойцов. Но ты делаешь это сам и не говори мне, что тебе это не нравится. Ещё как нравится, потому что человек не будет делать то, что ему противно. Тебе далеко непротивно сидеть в клубах с этими моральными уродами, на чьих коленях каждый раз находятся новые бабы, и корчить из себя подобного им. Ты тащишься от того, что уважаем ими и что тебя стали звать в те места, куда раньше дорога была закрыта.

— Я тебя каждый раз зову с собой, но ты сама выбираешь оставаться дома.

— Конечно выбираю, потому что проводить столько времени в компании людей, которые мне противны, никогда не стану. Для них же нет ничего святого. Ни семья, ни жена и дети их не держат. Они сорят бабками, считая себя царьками мира сего. И ты становишься таким же! Похожим на них. Не замечаешь, как скатываешься на их уровень. Тебе кажется, ты поднимаешься выше, но не в моих глазах.

Теперь выдыхает Матвей, нервно проводит ладонью по волосам и резко сокращает между нами расстояние.

— Я говорил тебе, что это временно. Необходимая мера. Я разберусь, и все будет как раньше. Я же для нас все это делаю, Рина, для тебя и меня. Я люблю тебя!

Отчаянно мотаю головой, задирая ее, потому что он уже стоит прямо передо мной так близко, что меня уносит родным и близким запахом. К горлу подступает спазм, а в глазах собираются слезы.