…н-н-Н-Н-н-н… В каком-нибудь полуметре от их правого борта пронеслась надсадно ноющая махина джипа. Уходя от столкновения с выскочившей наперерез «Тойотой», джип слетел с асфальтовой ленты и бойко заскакал по пересеченной местности, безнадежно отставая от злостных нарушителей правил дорожного движения.
– Йаху-у! – завопил Роман восторженно, и Петр посмотрел на него как на ненормального, потому что сам ни малейшего удовольствия от происшествия не испытал.
«Тойота» припустилась по прямой, спеша набрать скорость камня, выпущенного из пращи. Когда стрелка спидометра перевалила за сотенную отметку, Петр почувствовал себя живым снарядом, катапультированным в неизвестность.
– Догоним собачника этого? – спросил он, на всякий случай покрепче упираясь ногами в днище, а руками – в пупыристый пластмассовый щиток перед собой.
– Куда он на хрен денется! – прокричал Рома так громко, словно сидел в кабине пикирующего бомбардировщика и был вынужден перекрикивать рев двигателя.
Петр, не выпуская из прицельного прищура красную машину собачника, усомнился:
– Неужто он чемоданчик слямзил?
– Не марсиане же!
Ответ показался Петру настолько аргументированным, что он пока попридержал все остальные вопросы. Впрочем, при такой сумасшедшей скорости все равно было почти невозможно поддерживать разговор.
«Тойота» уже пристроилась в хвост красной «четверки» и нетерпеливо рыскала из стороны в сторону, пытаясь улучить подходящий момент для обгона. Дважды из-под «жигулевских» колес вылетели камешки, оставившие метки на лобовом стекле «Тойоты». При каждом попадании Петр невольно жмурился, опасаясь за свои глаза. Ему мало верилось, что затеянная гонка принесет им выигрышный приз, и потому, когда оранжевая стрелка спидометра приблизилась к отметке «160», он озабоченно поинтересовался, тоже перейдя на крик:
– Что ты собираешься делать?
– Таранить, мать его так! – весело откликнулся Роман. – Юдашить тварь эту я собираюсь! В зад долбить, как топ-модель распоследнюю!
Угловатая корма «четверки» исчезла так внезапно, что «Тойоту» несло вперед еще добрых полсотни метров, прежде чем Роман догадался ударить по тормозам, после чего автомобиль повлекло уже юзом.
– На проселочную свернул, гад! – орал он, не забывая энергично крутить баранку. – Знает, что по трассе ему не уйти!
«Тойоту» яростно встряхнуло, от тормозных колодок до мельчайших шестеренок. Петр с приятным удивлением обнаружил, что они удержались на трассе, только развернуты наоборот, навстречу движению. Слева неслась по полю «четверка», торопясь достичь горизонта раньше своих преследователей. Прямо по курсу разрастался тот самый злополучный черный джип, который чуть не отправился в кювет совсем недавно.
Когда Роман погнал «Тойоту» ему навстречу, он пару раз вильнул от одного края дороги к другому, а потом опять был вынужден соскочить с асфальтной ленты, оглашая округу протестующим вяканьем клаксона.
– Если ты, падла такая, внедорожником зовешься, то там тебе самое место! – прокомментировал Роман, бросая руль влево.
– Кажись, разбился джип, – обеспокоился Петр, вглядываясь в скособоченные очертания иностранного вездехода.
– Жаль! – не к месту загоготал Роман и добавил совсем уж непонятное: – Жаль, что это не красный «Чероки»!
Тут «Тойота» вывернула на проселок перед самой поникшей джипьей мордой и понеслась дальше, то и дело прикладываясь днищем к земле. В родной Японии ей никогда не довелось бы испытать и десятой доли подобных испытаний.
– Подвески… ни в звезду! – прерывисто известил Роман спутника, подскакивая на своем сиденье с видом лихого джигита, упивающегося скачкой на горячем аргамаке.
Петр промолчал, желая сберечь язык и зубы. Внутри него без конца что-то противно екало, а горло переполняла горькая желчь, поднявшаяся из недр организма. От недавнего голода даже воспоминаний не осталось.
Благодаря ночному дождю «четверка» не оставляла за собой пыльную завесу, но зато шины «Тойоты» изредка теряли сцепление со скользкой почвой, и тогда ее сносило на бугристую пашню, где начиналась такая болтанка, что колхозные просторы ходили ходуном, как при десятибалльном землетрясении.
– Душу вытрясти не жаль по таким ухабам! – проорал Роман отрывисто, каким-то загадочным образом умудрившись не проглотить ни одного слога. – Есенин!.. Любишь Есенина, Петруха?
– Лбл! – вот и все, что сумел выдавить Петр, прежде чем ощутил вкус крови, набежавшей из прокушенного языка, и на всю оставшуюся жизнь возненавидел классика русской поэзии.
Синий капот перед его глазами то взмывал вверх, то ухал вниз, а в промежутках за грязным лобовым стеклом мелькала красная «четверка», потерявшая по дороге прыть и волю к победе. Все остальное было серым, как в черно-белом кино, запущенном в чересчур убыстренном темпе. И двигатель «Тойоты» тарахтел, как взбесившийся кинопроектор.
Гибкий хлыст антенны вовсю рассекал воздух над «четверкой», но это не могло прибавить ей скорости. «Тойота» так и норовила ткнуться ей в зад, подобно кобелю, настигающему суку, уже морально сдавшуюся на милость победителя.