— Хорошо, что ты смог сюда выбраться.
— Мне здесь понравилось. Жаль, что все должно так закончиться. Я бы очень хотел, чтобы Бенхойл был у нас, как и прежде.
— Мальчик мой, все когда-то кончается, но затраченные нами деньги окупились с лихвой.
Они стали вспоминать былые времена, и оба наслаждались теплом камина и дружеским общением, и время летело незаметно. Они уже два раза добавляли виски в стаканы (вернее, Джон два, а Родди все четыре), когда за дверью послышалось шарканье ног и в комнату вошла Эллен. Они нисколько не удивились этому неожиданному вторжению, ибо Эллен уже очень давно входила без стука. Она казалась усталой и очень старой. При сильном ветре и холоде у нее нестерпимо болели кости, а она была на ногах почти весь день. Об этом можно было судить по ее лицу. Губы были крепко сжаты. Она пришла с твердым намерением поставить их в известность об ужине.
— Не знаю, когда вы оба собираетесь есть, но ужин готов, и можете приступать в любое время.
— Спасибо, Эллен, — сказал Родди с легким сарказмом, которого она даже не заметила.
— А когда остальные вернутся из Инвернесса, я не знаю, но им придется довольствоваться бульоном.
— Это именно то, что им нужно, — заверил ее Джон и добавил, желая ее успокоить: — Мы будем в столовой через минуту. Мы просто решили пропустить по стаканчику.
— Это я и сама вижу.
Она еще потопталась немного, придумывая, к чему бы еще придраться.
— Родди, перед приходом сюда ты посмотрел, как там малыш?
— Что? — Родди нахмурился. — Нет. А что, разве надо было?
— По-моему, это первое, что надо было сделать, прежде чем оставлять крошку на целый вечер.
Эти придирки начинали действовать Родди на нервы.
— Эллен, да я только что пришел оттуда. Ведь мы оставляем его там каждый вечер, и он спокойно спит.
— Ну, ладно, что там говорить. Пойду проведаю его сама.
Она снова зашаркала к двери. Она казалась такой бесконечно усталой, такой старой с похожими на палки черными ногами в стоптанных башмаках, что Джон не выдержал. Он поставил стакан на стол.
— Ладно, Эллен, не беспокойся. Я пойду посмотрю.
— Да мне нетрудно.
— Мне тоже нетрудно. Я мигом. А когда вернусь, мы сядем обедать, а потом ты пойдешь спать.
— Кто это сказал, что я пойду спать?
— Я. У тебя такой усталый вид, что кровать — самое подходящее для тебя место.
— Ну, не знаю…
Качая головой, она направилась в кухню, а Джон пошел вниз длинным, вымощенным каменными плитами коридором, который вел на конюшенный двор. Сегодня здесь было холодно, как в темнице, и лишь еле-еле горели голые лампы, раскачивавшиеся от ветра. Ему казалось, что его окружают какие-то смутные неясные тени.
Он толкнул заднюю дверь. Ветер подхватил ее и едва не вырвал у него из рук. И на секунду, которая показалась ему вечностью, он застыл на пороге.
Ибо впереди, через мощеный двор, в доме Родди все окна верхнего этажа были охвачены танцующими языками пламени и залиты оранжевым светом. Огонь и дым вырывались из-под крыши, и за завыванием штормового ветра он слышал яростные звуки бушующего пламени, гудящего, как в топке, треск горящего дерева, похожий на ружейные выстрелы. У него на глазах стекло одного из окон взорвалось и разлетелось на мелкие осколки, а рама развалилась от нестерпимого жара. В мгновение ока языки пламени вырвались из образовавшейся пустоты, и Джон почувствовал на лице их опаляющий жар.
Томас.
Он кинулся через двор и открыл дверь прежде, чем успел взвесить последствия. Лестница была в огне, ветер раздувал пламя, и все здание превратилось в пылающий факел, от которого он отпрянул. Из-за удушливого дыма было нечем дышать. Он отвернулся и, прикрывая лицо поднятой рукой, побежал вдоль узкого коридора, открыл дверь первой спальни.
— Томас! — Он не имел представления, где спит Томас. —
Эта спальня была пуста. Распахнул вторую дверь.
— Томас!
Сейчас он находился точно под гостиной Родди. Из-за дыма он ничего не видел. Дым ел глаза, из них текли слезы. Он закашлялся.
— Томас!
Его голос превратился в хриплое карканье. Пробираясь сквозь дым, он нащупал дверь еще одной спальни. Здесь, слава Богу, воздух был немного чище.
— Томас!
Ему ответил громкий плач. Не было ни минуты, чтобы вздохнуть с облегчением или вознести слова благодарности за то, что ребенок еще не задохнулся. Было очевидно, что обуглившийся потолок спальни вот-вот обрушится. Едва Джон сгреб Томаса и поднял его с кровати, как с потолка упал огромный кусок штукатурки и обуглившиеся рейки посыпались сверху с грохотом, похожим на грохот камнепада. Он взглянул наверх и увидел похожую на кратер дыру с неровными краями, и в ней — адское пламя. Томас испустил пронзительный вопль, а Джон прижал лицо малыша к плечу и, спотыкаясь, выбрался из комнаты.
Едва он ступил на порог, как остатки потолка рухнули вниз, и пол, ковер, кровать Томаса и все вокруг погибло под лавиной горящих обломков.