Дикий ирис. Аверн. Ночь, всеохватная ночь

вам жизни, подарил трагедии, ведь

одних принадлежностей явно маловато.

Вы никогда не узнаете, как

мне приятно видеть, что вы сидите

там, будто бы независимо,

как вы мечтаете у открытого окна,

держа в руках карандаши, что я вам дал,

пока летнее утро не обратится в письмо.

Творчество вас увлекло,

как я и предполагал, как

и бывает в начале.

И теперь я могу делать все что

угодно, заниматься другими делами,

уверенный, что больше я вам не нужен.

Vespers

I know what you planned, what you meant to do, teaching me

to love the world, making it impossible

to turn away completely, to shut it out completely

            ever again —

it is everywhere; when I close my eyes,

birdsong, scent of lilac in early spring, scent of summer

            roses:

you mean to take it away, each flower, each connection

            with earth —

why would you wound me, why would you want me

desolate in the end, unless you wanted me so starved

            for hope

I would refuse to see that finally

nothing was left to me, and would believe instead

in the end you were left to me.

Вечерня

Я знаю, что ты задумал, что собирался сделать, когда научил меня

любить мир, чтобы нельзя было

больше никогда полностью отвернуться, полностью

            от него отгородиться —

он повсюду, когда закрываю глаза:

пение птиц, аромат сирени ранней весной,

            аромат летних роз.

Ты хочешь отнять его, каждый цветок, всякую связь

            с землей —

зачем меня ранить, зачем меня опустошать

под конец, если не хочешь, чтоб я изголодалась

            по надежде

и отказалась замечать, что в итоге

у меня ничего не осталось, поверив взамен,

что под конец у меня остался ты.

Vespers: Parousia

Love of my life, you

are lost and I am

young again.

A few years pass.

The air fills

with girlish music;

in the front yard

the apple tree is

studded with blossoms.

I try to win you back,

that is the point

of the writing.

But you are gone forever,

as in Russian novels, saying

a few words I don’t remember —

How lush the world is,

how full of things that don’t belong to me —

I watch the blossoms shatter,

no longer pink,

but old, old, a yellowish white —

the petals seem

to float on the bright grass,

fluttering slightly.

What a nothing you were,

to be changed so quickly

into an image, an odor —

you are everywhere, source

of wisdom and anguish.

Вечерня: парусия

Любовь моей жизни, ты

погиб, а я

вновь молода.

Годы прошли.

Воздух

наполнен девичьей музыкой;

во дворе перед

домом яблоня

усыпана цветами.

Я пытаюсь тебя вернуть

и для этого

пишу.

Но ты ушел навсегда,

как в русских романах, сказав

пару слов, которых не помню, —

как роскошен мир,

сколько в нем всего, но оно не мое —

я смотрю, как осыпаются

цветы, уже больше не розовые,

а старые-престарые, желтовато-белые

лепестки словно

плывут по яркой траве,

слегка трепыхаясь.

Каким ничтожным ты был,

если так быстро превратился

в образ, запах —

ты повсюду, источник

мудрости и тоски.

Vespers

Your voice is gone now; I hardly hear you.

Your starry voice all shadow now

and the earth dark again

with your great changes of heart.

And by day the grass going brown in places

under the broad shadows of the maple trees.

Now, everywhere I am talked to by silence

so it is clear I have no access to you;

I do not exist for you, you have drawn

a line through my name.

In what contempt do you hold us

to believe only loss can impress

your power on us,

the first rains of autumn shaking the white lilies —

When you go, you go absolutely,

deducting visible life from all things

but not all life,

lest we turn from you.

Вечерня

Твой голос уже затих, я почти не слышу тебя.

Осталась лишь тень твоего звездного голоса,

и земля вновь потемнела

от великих перемен твоего настроения.

А днем трава местами буреет

в широкой кленовой тени.

Теперь повсюду со мной говорит тишина,

так что ясно – мне до тебя не добраться:

для тебя я не существую, ты

зачеркнул мое имя.

Как же ты нас презираешь,

если веришь, что можешь нас подчинить

только утратой,

белые лилии дрожат от первых осенних дождей —

когда ты уходишь, то уходишь совсем,

вычитая явную жизнь из всего,

хотя и не всю жизнь,

если только мы от тебя не отвернемся.

Vespers

End of August. Heat

like a tent over

John’s garden. And some things

have the nerve to be getting started,

clusters of tomatoes, stands

of late lilies – optimism

of the great stalks – imperial

gold and silver: but why

start anything

so close to the end?

Tomatoes that will never ripen, lilies

winter will kill, that won’t

come back in spring. Or

are you thinking

I spend too much time

looking ahead, like

an old woman wearing

sweaters in summer;

are you saying I can

flourish, having

no hope

of enduring? Blaze of the red cheek, glory

of the open throat, white,

spotted with crimson.

Вечерня

Конец августа. Жара

шатром над

садом Джона. А некоторым

хватает смелости начинать,

гроздья помидоров, ряды

поздних лилий – оптимизм

крепких стеблей – имперское

золото и серебро: но к чему

начинать,

когда так близок конец?

Помидоры никогда не созреют, лилии

убьет зима, и они

не оживут весной. Или

ты думаешь,

я слишком

загадываю наперед, как

старуха,

надевшая летом свитер:

ты хочешь сказать, я могу

цвести, даже

не надеясь

выжить? Пламя румяных щек, блеск

открытого горла, белого