Дикий миндаль реки Кшень (СИ)

  Крыхин ему не ответил. Он боялся ошибиться в пропорциях. Тогда обиженный Лакин сел на стул и с обреченным видом стал читать свои старые записи. Тетрадь, озаглавленная "Против Библии", за годы бесконечных тасканий превратилась в пухлый, промасленный манускрипт со множеством закладок.

  Скоро клуб наполнился кричащей молодежью- интересовались, какой фильм покажут после лекции. Гордо прошествовали девчонки из выпускного класса. Макарова увидела Ксеню, свою дальнюю родственницу. Они обнялись и сели в угол поговорить.

  Журналистку удивила странная перемена в ксенином лице. В прошлый приезд Макарова видела смущенную девчушку неполных 16 лет, еще невзрослую, но сейчас Ксеня смотрелась серьезнее. Точно знает что-то, неведомое остальным. Влюбилась, что ли?

  Ксеня хорошо рисовала, собиралась поступать в институт на художественное отделение. Макарова всячески ее в этом поддерживала, даже получила нагоняй в райкоме, опубликовав у себя в газете статью "Юная художница из Благого". Макарова не учла, что ксенина манера рисовать грешила импрессионизмом и страшно вымолвить, пуантилизмом. Теперь Ксене оставалась получить аттестат и направление в ВУЗ от комсомола с характеристикой. Но.... Ксеня дружила со своей троюродной сестрой Диной Толчеевой. Дина выросла среди "субботников", бывала на тайных собраниях и даже выучилась от своего деда Иерусалимчика еврейской азбуке - алефбету.

  Не сказать, что она была верующей. Девчонки никогда не говорили о "субботниках" как о религии и уж тем более как о секте. Все, что касалось веры - было в их поколении уже вымарано. Оставалось лишь наивное самоопределение русских "субботников", назвавших себя безо всяких прав "евреями". Взявших библейские имена и специфические фамилии - Юдины, Жидовы, Моисеевы, Иерусалимчик etc. Религия их уже почти ушла, оставив от себя иудаистическую оболочку - именно оболочку. Держалось все исключительно на национальности. "Мы евреи", на том стоим. Но почему - уже туман.

  Двумя годами старше Ксени, Дина после 8 класса уехла в Липовец, поступила в СПТУ. Ее мечтой был большой город, где можно найти себе еврейского мужа. Соседки по комнате Дину сразу засмеяли - ведь евреев в Липовце почти что не было, да и приличные еврейские ребята не женятся на русских, тем более на деревенских. Мама не позволит. Именно поэтому Дине понадобился паспорт с записью "еврейка". Готовясь получить вожделенный паспорт, Дина указала в анкете национальность - еврейка. Ее вызвали, отчитали, вернули анкету, требуя исправить. Дина храбро отвечала - раз ее родственники считают себя евреями, то и она тоже должна быть записана еврейкой. Родители Дины, правда, числились русскими, но и паспорта у них появились совсем недавно - когда завербовались строить комбинат на целине. До них мало кто из "коминтерновцев" мог вытащить из широких штанов заветную книжицу.

  Тогда решили сломать Дину через подругу. Весь год комсорг требовал от Ксени переубедить Дину в ее "сионистских заблуждениях", заодно написав о "субботниках" разоблачительные заметки. "Наградой" стала бы положительная характеристика и покровительство при поступлении. Но Ксеня упорствовала. Стала тише воды ниже травы. Играла в молчанку, обходя комсорга издали. Усердно готовилась к выпускным экзаменам и заодно, для себя - прорабатывала технику рисунка.

  Ксеня перерисовывала все свои давние картины, надеясь ими так поразить приемную комиссию, что они забудут спросить у нее ту проклятую бумажку. В то, что ее отсеют еще при приёме документов, она понимала, но не сильно верила. Надежда все-таки была. Чахлая, призрачная. Как тот куст, одиноко торчащий в обрыве.

  - Я все жду, когда зацветет дикий миндаль?! Давно хочу перерисовать свой прошлогодний рисунок, с конкурса -"Дикий миндаль реки Кшень", помните? - спросила Ксеня у Макаровой.

  Она хорошо помнила небольшой куст цветущего ярко-розового дикого миндаля, вросшего в глинистый берег реки Кшень. Весь берег в ласточкиных дырках, внизу бурлят весенние воды, наверху деревья еще не распустили первые листья, солнце борется с серыми апрельскими тучами, но миндаль уже цветет. Вообще-то его - как и "субботников", наверное, - не должно было здесь прорасти. Дикий миндаль - реликт. Плотный высокий берег укрывал его от холода и ветра. На равнине миндаль не выжил.

  Трудно найти более точный образ для "субботников". С ними боролись все - церковь, цари, советы, а они живы вопреки переменчивому климату. Да, их немного. Да, они спрятались в непроезжем углу. Можно прожить всю жизнь рядом, так и не узнав ни про дикий миндаль реки Кшень, ни про липовецких "субботников".