Дикий остров

— Не звезди! — показал зубы Гена. — Я тебя не трогал. Кто-нибудь видел, чтобы я к ней приставал?

— Катя? — спросил Крис.

— Ну вообще-то… — начала Катя. Гена дернулся. Катя осеклась. — Нет, я ничего такого, конечно, не видела. Но он та-ак смотрит.

— И чего мне теперь? Не смотреть, что ли? — закосил красноватый глаз на Криса Гена.

— Слушай, ты… — сжав кулаки, поднялся Юнг.

— Ну? — Жариков погасил свою улыбочку. На Юнга он даже не взглянул. Только мышцы у него напряглись, и волосы на голове встали дыбом.

— Если ты еще раз… — задыхался Юнг.

Жариков медленно поднял глаза на Юнга и длинно сплюнул ему под ноги.

«Сейчас будет драка», — подумал Тартарен, прикидывая шансы противников.

— Юнг, остынь, — строго сказал Крис.

Дима опустил руки, но с места не сдвинулся.

— Жариков, — позвал Крис. Тот нехотя, но с вызовом посмотрел на Криса. А Крис сказал одно только слово: — Забудь!

Какое-то время они еще смотрели в глаза друг другу. Маленькие, красноватые, косящие от непонятной какой-то ярости — Жарикова и черные, широко открытые — Крисовы. Сошлись как руки на армрестлинге, сцепились вмертвую. Потом Крисов взгляд медленно, но тяжело стал гнуть взгляд Жарикова, который задрожал и начал отступать и вдруг погас.

— Ты меня понял, — сказал Крис.

И добавил, как приговорил:

— В первое дежурство заступают Света и Юнг.

2

В тот же вечер в журнале путешествий появилась новая запись, короткая и торопливая.

Пишущий явно куда-то спешил. Описал события дня усталой скороговоркой, перевернул еженедельник.

Заметки мелким, убористым почерком в конце журнала были отрывочны и сбивчивы. Похоже, автора слегка лихорадило.

«Стреляли из лука, но попадали редко.

Солнце застряло в зубьях скал над лесом. Свет стелился ровными полотнищами, не дробясь на лучи. Вдруг бабочка — огромный, черный с красным парусник — перемахнула через забор, расправив крылья, сделала очень красивый и медленный круг. Девчонки ахнули.

Гена Жариков пустил в нее стрелу. Не попал. Парусник, не шевельнув крыльями, взлетел, презрительно и гордо, как планер в воздушном потоке, исчез за частоколом.

Удивительное чувство собственного достоинства.

К нам прибился человек, похожий на собаку.

Он косит красным глазом. Тяжело и прерывисто дышит, чуя запах женщины. Он из тех, кто берет не спрашивая и всегда в ладу с собой. Я лишен этой способности от рождения и всегда завидовал тем, у кого она есть.

Если я буду верен себе, кто его остановит?»

3

— А этот Гумилев… Он кто?

Юнг записывал в журнальчик мышиного цвета короткий отчет о последних событиях. За бревенчатыми стенами форта спали. Костер горел, освещая песчаную поляну до самого частокола. Юнг сначала поглядывал украдкой поверх журнала. Девчонка с короткой стрижкой белых волос и блестящими темными за пламенем костра глазами смотрела перед собой, его не замечая.

Похоже, вот так они и просидят полночи у костра, не сказ в друг другу ни слова.

Но тут она спросила:

— А этот Гумилев… Кто он?

Дима не удивился.

— Был такой в Питере. Стихи читал накокаиненной публике в клубах. Потом все бросил, уехал в экспедицию, в Африку. На львов охотился, с туземцами базарил. Вернулся в Питер — там все по-прежнему. Освободился от брони, ушел на войну. В окопах сидел, бомонд ему завидовал. Потом поехал в Крым на встречу не с теми людьми. Вернулся — его расстреляли в упор.

— Ну да. Я так и думала. А ты, значит, как Гумилев.

— Гумилев был поэт.

— У меня один папик был, тоже все стихи читал, — глядя перед собой, говорила Света. — Никак без этого ни начать, ни кончить не мог. Напьется, стихи читает. Про островитянку, про жирафов. И смотрит так… Скажи ему: прыгай с балкона — прыгнет. А потом сбежит в ванную, запрется там и сидит до утра, от грехов отмывается. Смешно все-таки. Чего людям не хватает?

— Смысла.

— Странно. Большинство крутится, чтобы свести концы с концами. Их смысл не волнует.

Помолчали.

— А я вот не люблю стихов. Я от них засыпаю. Пока рифмы нет, еще что-то понимаю. А как пойдут концы совпадать — качает, как в вагоне, ничего не слышишь, кроме «Так-так, тук-тук…». Не найти вам вашего смысла.

— Почему?

— Все у вас расписано. Папы, мамы. Институт, офис. Шеф, повышение. Зарплата, машина. Женитьба, ребенок. Своя квартира. Море, Турция. В лучшем случае Бали. Вы пытаетесь почувствовать себя мужиками. Несетесь куда-то на край света сломя голову. Жизнь рядом, а вам не дается. Вот вы и дергаетесь. И называете это поисками смысла.

— Что же делать?

— Не бояться жить. Жизнь все равно тебя достанет. Вот тогда и узнаешь, кто ты на самом деле. Жалко мне вас.

Хотелось подойти, положить ладонь на тонкую шею. Чтобы лицо ее повернулось, глаза и губы приблизились. Упасть вдвоем на песок. Спрыгнуть с подножки. Взять и не жалеть. Не быть при этом ни папиком, ни Геной Жариковым.

— А с этим Геной у тебя что? — попробовал освободиться он.

Посмотрела, качаясь:

— Вот блин!

Ушла куда-то за дом, в темноту.

Сидел, смотрел на огонь. Ждал, когда вернется. Незаметно провалился в сон с открытыми глазами. Не видел, как скользнула тень в дверном проеме.

Тёма тронул его за плечо.

Очнулся, глаза протер. Светки не было.

— А где…