Катя так и сидела на пороге, бросив лук, с лицом, закрытым ладонями, тихо покачиваясь из стороны в сторону. Светка, далеко высунувшись в узкое окошко, жадно следила за битвой.
Обе и не думали оглянуться, посмотреть, что творится у них за спиной.
А там в окна просунули трое одинаково полосатые лица, боком-боком протискивали гладкие, как кремом для обуви начищенные, тела — вот-вот свалятся на песчаный пол, в два прыжка подскочат, захватят форт и женщин, продиктуют защитникам, оставшимся снаружи, свои условия.
Катя и оглянулась-то случайно, почувствовав как будто укол в спину, увидела, как, извиваясь, лезут изо всех окон, вспомнила мгновенно блеск хитина и сотни желтых мерзких лапок, обвивших ее пальцы, закричала по-девчоночьи длинно и тонко.
Ребята у частокола оглянулись на крик, увидели вскочившую с открытым ртом Катю в темноте дверного проема, чувствуя, что не успеть, увязая в песке, побежали к форту.
Медленно, ох как медленно.
— Беги, Катя, беги! — не понимая, что ее напугало, кричал Крис.
Катин крик внезапно оборвался, и она исчезла в темноте сруба, и оттуда из глубины донесся странный треск, пахнуло паленым, и надсадный вопль неузнаваемых голосов заставил бегущих удвоить усилия. Страшно кричали черные.
Светка, обернувшись вслед за Катей, бросила дурацкую рогатку и ненужный дротик, подскочила к очагу, выхватила пылающую головню, обжигаясь и не чувствуя боли, и трижды, азартно крича, ткнула в размалеванные рожи.
2
— Ну хорошо, а вы-то от чего бежа-али? — растягивая слова, протянула Катя.
Крис сделал вид, что только что ее заметил.
Они вдвоем, выйдя на разведку (что там вниз по течению — есть ли следы цивилизации?), прошагали под палящим солнцем часа полтора на границе леса и гор, устроили маленький привал, он лег на спину, руку закинул за голову, глаза прикрыл, а сам все наблюдал исподтишка за Катей, говоря размеренно и тихо, как будто объяснял ошибки сотруднице своего отдела, напутавшей в расчетах:
— Это все гены. Ген оседлости и ген бродяжничества. Рождается человек и сам не знает, что он — домашний. Предки его были собирателями и земледельцами. И ему хорошо в конторе, в кружочке «дом — работа». Ему хорошо. А другой с ума сходит от этого круга. Пьет, по бабам бегает, в казино ночи просиживает. В нем бродят гены охотника. От тихого быта и уюта он сходит с ума и чахнет. Тридцать лет назад люди бегали в тайгу и называли это романтикой. Но не все ведь бегали. Кому-то было очень уютно — на профсобрании как дома. Потому что одни — земледельцы, другие — охотники. Архетип. Генетическая память. Никакие компьютеры этого не изменят. Может быть, генная инженерия. Но это когда еще… Да и зачем?
— Значит, вы охотники, — улыбнулась Катя.
Она сидела, вытянув длинные ноги. Кожаная юбка поднялась над круглыми коленками. Отставила руку, опиралась на нее, круглое лицо с полными губами склонила к плечу.
— Не все.
— Вот как? Кто же не охотник? Тёма? Юнг?
— А вот это мы узнаем очень скоро.
— А ты?
— Думаю, да.
— А Светка?
— Похоже.
— А… я?
Катя спрашивала и спрашивала, а рука, на которую она опиралась, сгибалась почему-то, и с каждым маленьким вопросом она все ближе склонялась над Крисом, и вот уже лицо его совсем близко — темные глаза под густыми бровями, острый кинжальчик эспаньолки под губой.
— Думаю… Вряд ли.
Крис потянулся губами. Катя отпрянула. Крис сел. Катя вскочила на ноги, лук отставила, руку положила на маленький колчан с торчащими из него стрелами:
— А так?
Крис увидел, как стоит она, откинув голову, ветер треплет густые волосы, лицо и руки тронуты первым загаром, стройные ноги в ремешках и сандалиях с подрезанной Тёмой для удобства подошвой крепко стоят на земле. А еще лук в руках и в глазах непонятный блеск.
Цикады, кузнечики и прочая трескучая насекомая мелочь, засевшая в высокой траве, смолкла удивленно, уставившись на фигуру Кати охотницы.
— А что, — выдавил Крис, — так, может быть, и похожа.
— То-то! — торжествующе бросила Катя, не удержавшись, прыснула, покраснела, упала в траву, руки разбросав и жмурясь в близкое и жаркое небо, слепящее солнцем.
Крис медленно подвинулся к Кате. Теперь она лежала, прикрыв глаза, наблюдая незаметно за Крисом. А он нагнулся к ней, думая, о чем бы таком спросить, чтобы увидеть, как приоткрываются пухлые, мягкие губы.
— Хотел тебя спросить…
— Да, — дрогнули губы.
— Как дерутся мужчины в диких племенах?
— В каких? — надулись губы.
— Ну там в Австралии или Полинезии…
— Господи, за-а-а-чем тебе? — скривились губы капризно.
— Понимаешь, наши дикари дрались как-то странно, — хриплым голосом, не сводя глаз с Катиных губ, говорил Крис. — Как будто совсем не знают, как… это делается.
— А зачем им драться? — не поняла Катя, наблюдая, как медленно склоняется над ней лицо Криса.
— Ну не знаю… Из-за женщин. — Голос его стал ниже и грубее.
— Из-за женщин они не дерутся. Женщин они завоевывают.
— Силой?
— Подвигами.
Катя вдруг широко раскрыла глаза. Лицо Криса было совсем близко, но Катя не отвернулась. Лежала и ждала, а губы ее словно сами по себе приоткрылись и стали влажными.