Дикий пляж (сборник)

Соскучились бабушка и Шаходат-опа друг по другу, не могут наговориться. Каждый раз, когда бабушка возвращается, Шаходат-опа, которой бабушка еще давно привезла телескоп, первая замечает летающий объект над нашей махаллей, быстро переодевается, как на праздник, и выбегает во двор, командовать. Бабушка еще свою тарелку посадить не успеет, а они уже с Шаходат-опа и поговорят, и поссорятся, и помирятся. Такой у них старинный обычай.

Этот раз Шаходат-опа особенно сильно скучала. Зайдет иногда вечером: «Ну что наша Терешкова, на связь-мязь не выходила?» Нет, отвечаем, ни на связь, ни на мязь. Шаходат-опа бабушку еще с их молодости «Те решковой» зовет, в честь первого космонавта-женщины, я карточку видел. Бабушка, правда, этим прозвищем недовольна. «Какая, – говорит, – я Терешкова? Тоже вот придумали…» Конечно, наша бабушка лучше, чем какая-то Терешкова: та один раз только слетала, а наша бабушка из космоса, можно сказать, не вылезает. «Я, – говорит, – только на денек смотаюсь туда-обратно…» Ну да, то, что у них там в космосе – денек, в нашей махалле – неделя, месяц, а то и полгода: мы физику хорошо знаем. Шаходат-опа каждый раз нервничает, говорит, что это ваша бабушка разлеталась, уже возраст, надо о здоровье думать, что она там у себя на звездах забыла? «Вы ее в следующий раз принципиально не пускайте, – говорит Шаходат-опа и доливает себе чай. – Сердце чувствует, не надо ей летать. Зачем ей в космос? Пусть огородом лучше занимается, внуков воспитывает, а то совсем от рук отбились – целый день на своем компьютере играют, уже сами как инопланетяне стали…» Это, конечно, не так. Мы не целый день играем, целый день нам не разрешают…

Бабушкина тарелка наконец приземляется. Как раз туда, куда нужно: на холмик во дворе, который бабушка называет Байконуром. Он – вон там, около бывшего курятника, оттуда она тоже и взлетает. Ухаживать за этим холмиком – моя обязанность. Бабушка говорит, что в космонавтике первый принцип – это чистота, чтобы мусора не было, бумажек, веточек разных. Я уже знаю, если бабушка мне шепотом скажет: «Это… Сходи, Байконур подмети, водой побрызгай…», значит, началась подготовка к старту. Потом уже Рустам, или Рустам-ака, идет в дедушкин гараж тарелку тряпкой протирать. Хотя я уже сколько раз просил бабушку, чтобы она мне тарелку мыть доверила, потому что Рустам-ака моет не так, как нужно, я сам один раз после него грязь на нижнем люке нашел. Но бабушка говорит, пусть Рустам моет, потому что меня на три года старше, хотя я и на пять раз больше его отжимаюсь, и он мой племянник, а это все знают. Но бабушка говорит, что готовить площадку для старта – это более ответственно, я беру веник, ведро и иду на Байконур. Тут все соседи сразу понимают. Первой Шаходат-опа, которая через свой телескоп все в махалле видит, к нам стучится. Бух-бух-бух – в ворота. «Бабушка дома? Что, опять за свою музыку взялась?! Мало ей, что прошлый раз чуть с сердцем мне плохо не было…» Следом уже остальные соседи подходят – заказы делают, кому что из космоса привезти. Кому кожаную куртку с автозастежкой и автообрызгом духами. Кому калоши на колесиках с моторчиком. Кому мобильный телефон с колонками, чтобы музыка из него на всю улицу гремела. Кому просто вечный чупа-чупс. Шаходат-опа тоже поотговаривает бабушку, вздохнет и список заказов диктует. «Только ты, Зулечка, принципиально осторожней будь!.. Там теперь столько комет летает!» В лицо она бабушку Терешковой не зовет, только «Зулечка» и «Зулечка». Потому что полное бабушкино имя – я сам документ видел – № 20948-Z. Но так ее редко кто называет.

…Тем временем бабушка, уставшая, но довольная, вылезает из тарелки. Первой ее по традиции приветствует Шаходат-опа:

– Ну что, с приездом? Ой, и похудела, мадам, и выглядишь, скажу тебе…

Подруги целуются. Теперь уже наша очередь. Мы всей семьей подбегаем к бабушке, обнимаем ее.

– Ну, хоть пиалу чая сперва налейте, – улыбается бабушка. – Вой, как сразу все налетели! С ног собьете!

Я протискиваюсь к бабушке и тычусь носом в ее кожаную летную куртку. Куртка пахнет одеколоном, бабушкой и еще чем-то. Наверное, так пахнут звезды, если к ним подлететь поближе.

– Вой, Сардор, как вырос! Сколько раз уже отжиматься умеешь?

Сардор – это я. Не успеваю ей доложить о своих последних результатах, как вижу, что бабушка уже не улыбается, а строго заглядывает куда-то вниз, под тарелку.

– Сардор-жон! Что-то я тебя не узнаю… Давно Байконур подметал?

– Сегодня…

– А это что за баклажка? – Бабушка поднимает расплавленную, закопченную бутылку, оказавшуюся возле сопла. – И бумажки какие-то… Не узнаю тебя, Сардор!

А я сам стою и не знаю, откуда это все взялось. Только утром ведь подметал!

Потом смотрю на Рустама и все понимаю. Это он! Он мне всегда завидовал, что бабушка меня хвалит за чистоту космодрома. И теперь накидал этот мусор, да еще сверху землей присыпал, чтобы до посадки незаметно было… Но как об этом сказать?.. А тут еще отец головой покачал:

– Эх, Сардор, Сардор…

Не выдержал я и убежал.