Дикий сад

Накануне он допоздна читал «Божественную комедию», вместе с Данте проходя через Рай к поэтическому финалу. В отличие от поэта Адам не удостоился ни божественного прозрения, ни откровения вроде того, что пережил Савл по пути в Дамаск. Аполлон упоминался только раз — после того, как Данте и Беатриче поднялись из Чистилища в Рай, поэт обратился к солнечному богу с просьбой помочь ему на последних стадиях путешествия.

Последние надежды на то, что утром вся ситуация предстанет в новом свете, растаяли очень скоро. После завтрака Адам обратился к примечаниям и комментариям, рассчитывая обнаружить какие-то пропущенные связи, но и тут его ждало разочарование. Отправившись в сад, он бесцеремонно прорвался через живую изгородь и, демонстрируя полное равнодушие, торопливо прошел по знакомым дорожкам. Но и хитрая логика, основанная на том предположении, что, если отнестись к саду с показным безразличием, он заговорит и, может быть, даже откроет свои тайны, не сработала. Более того, сад как будто замкнулся упрямо, ушел в себя и вообще не отвечал ни на какие сигналы. Даже статуи выглядели скучными, словно устали от своих ролей, как труппа измученных актеров в конце затянувшегося тура.

Завершая обход, Адам остановился у грота, а потом и вошел. Низкие лучи восходящего солнца уже проникли сюда, рассеяв стигийский мрак. На фоне темной, холодной стены статуи Аполлона, Дафны и Пенея проступали белесыми, как старая кость, силуэтами участников драмы, миг которой поймал и воплотил в мраморе неведомый и довольно неловкий скульптор.

Разворачивающаяся перед ним сцена, похоже, мало интересовала Пенея, растянувшегося вдоль края мраморного резервуара и вполне довольного собой. Выражение на лице речного бога никак не могло принадлежать родителю, только что откликнувшемуся на просьбу дочери превратить ее в лавровое дерево. В застывших чертах проступала усталая покорность, та самая, с которой отец Адама брался за какую-нибудь унылую домашнюю работу.

Что касается Дафны, то она, похоже, прекрасно сознавала, что на свете есть вещи пострашнее случившейся с ней метаморфозы. Скульптор изобразил нимфу в тот момент, когда она оглянулась на преследующего ее Аполлона. Возможно, лицо ее и должно было выражать облегчение — как-никак она ускользнула от докучливого бога, — но в изгибе губ читалось нечто большее, нечто восторженное, экстатическое. Нечто, дающее понять, что ей это нравится.

Адам внимательно присмотрелся к Аполлону, последнему звену, соединявшему его с «Божественной комедией». Он еще тянулся к Дафне, но ни отчаяния, ни безнадежности в этом жесте не было — в отличие от знаменитой скульптуры Бернини, посвященной той же теме и украшающей виллу Боргезе. Здесь, в гроте, эти двое напоминали играющую в салки юную парочку.

Взгляд упал на единорога, стоящего с опущенной головой над пустой мраморной канавкой. Адам прошелся пальцами по обломанному рогу и вспомнил вдруг рисунок из папки с документами, собранными отцом синьоры Доччи. Выполненный чернилами, он представлял собой набросок грота и датировался концом шестнадцатого века, то есть мог считаться едва ли не ровесником сада. Анонимный художник не страдал избытком таланта, но рисунок убедительно демонстрировал, что рог у единорога был сломан уже тогда.

А если его никто не ломал? Если с самого начала вместо полноценного рога существовал только обрубок? Но тогда что это означает? Если единорог с опущенным в воду рогом символизирует чистоту питающего сад источника, то что символизирует безрогий единорог? Нечистую, непригодную для питья воду?

Что-то подсказывало: в гроте нет ничего случайного, каждая деталь тщательно продумана и является необходимой частью другой истории, скрытой в композиции согласно указаниям Федерико Доччи.

Чем пристальнее всматривался Адам в застывшую сцену, тем глубже прятался зашифрованный смысл. В какой-то момент он поймал себя на том, что разговаривает со скульптурами, заклинает поделиться с ним секретом.

Тени дрогнули, и Адам понял — за спиной кто-то есть — и оглянулся.

Судя по висевшей на руке плетеной корзинке, Мария собирала полевые цветы. Скользнув взглядом по гроту, она моментально установила, что англичанин там один и что он, похоже, свихнулся.

— Хороший денек, — сказал Адам.

— Да.

— Не так душно, как вчера.

— Не так. — Мария посмотрела на лежащие в корзинке цветы. — Их надо поставить в воду.

Глядя ей вслед, Адам виновато моргнул. По щекам растеклась теплая краска смущения, на подбородке выступили капельки пота. Он попытался взглянуть на ситуацию под другим углом и увидеть в ней что-то смешное, но не смог. А вот Мария никаких трудностей с этим, похоже, не испытала, потому что через мгновение до него донесся приглушенный смешок.

Подождав немного, Адам выбрался тайком из грота и зажмурился от яркого света. Достал сигарету. Закурил. Сигарета была первая за день, и после затяжки у него закружилась голова.