Дикий сад

— Эмилио не был ошибкой. Я прекрасно понимала, что делаю. Даже если Криспин не понимал… — Она помолчала. — Мы были влюблены. Я и сейчас чувствую силу той любви. Любви на пределе. То, что я сделала… что допустила… тогда оно представлялось совершенно естественным и правильным. Естественным и правильным с точки зрения молодости. А я была тогда очень молодой, примерно вашего возраста. Не думаю, что вы это поймете, но Эмилио стал для меня подарком самой себе, потому что я не могла быть с Криспином.

— Почему?

— Из-за денег, конечно. У него их не было, а у семьи Бенедетто они были. Много денег. Поместье переживало не самые лучшие времена. Отец очень переживал — Криспин ему нравился, — но не мог позволить нам быть вместе. — Синьора Доччи опустила глаза. — Бенедетто был хорошим человеком. Я прожила неплохую жизнь.

— Он знал?

— Никто не знал. Даже Криспин. Я ему не сказала.

— Вы ему не сказали?

Она вздохнула:

— Его бы это сломало. Когда это случилось, я только-только вышла замуж. Криспин очень расстроился — Бенедетто ему нравился. Потом, уже после смерти Эмилио, я написала Криспину письмо. Но так и не отправила. Порвала. Зачем? Я бы только сделала хуже. — Она перевела дыхание. — Ну вот, теперь вы все знаете.

Адам промолчал. Что он мог сказать?

— Как вы догадались? — спросила синьора Доччи.

Он рассказал о семейной фотографии, Грегоре Менделе и мочке уха.

Она кивнула.

— Я ничего этого не знала, а вот знал ли Бенедетто..

— Может быть.

— Если и знал, мне он ничего не сказал.

Ей — нет, а кому-то другому? Например, Маурицио? Может быть, Маурицио знал, что Эмилио, наследник, брат только наполовину?

Синьора Доччи протянула руку. Адам подошел и взял ее.

— Не уезжайте. Я бы хотела, чтобы вы остались.

Ему бы порадоваться, но настойчивый голос шептал: Собери вещи и, пока не поздно, убирайся отсюда подальше.

— Теперь вы меня наказываете? — спросила синьора Доччи, неверно истолковав его молчание.

— Нет.

— Извините. Мне не следовало так себя вести. Не следовало вас прогонять. Я… я была в шоке.

— А мне не нужно было задавать вам такой вопрос.

Она приняла его слова как извинение, хотя на самом деле он всего лишь корил себя за несдержанность.

Глава 19

— Что-нибудь еще, синьора?

— Спасибо, Мария. Все, что нужно, у меня есть. И не укутывай ты меня так, я же не ребенок.

— Вы плакали.

— Это ничего. Воспоминания нахлынули, вот и расчувствовалась. А ты знаешь, как я не люблю раскисать. Гарри уже вернулся из Флоренции?

— Еще нет.

— Надеюсь, с ним все в порядке.

— Думаю, вам не стоит о нем беспокоиться.

— Не стоит, но уж очень он эксцентричный.

— Фамильярный больно.

— Другими словами, он тебя не боится.

— Как скажете, синьора.

— Вот я и говорю. А еще, по-моему, тебе это нравится.

— Я тут подумала…

— Не уходи от разговора, Мария.

— Я только подумала, что им обоим и надеть-то на вечеринку нечего.

— Гарри тоже будет?

— Ну, так он мне сам сказал за завтраком.

— А вы, значит, и завтракали вместе?

— Может, достать старые костюмы? Те, что Эмилио носил?

— Если их моль не побила.

— Я проверила — не побила.

— Брюки придется подкладывать.

— Адаму не придется. Может быть, для Гарри… Я сама этим займусь.

— Да, займись. Спокойной ночи, Мария.

— Спокойной ночи, синьора.

— Мария…

— Да, синьора?

— Ты правильно подумала.

Глава 20

Адам проснулся от яркого света. Лампа, стоявшая на прикроватном столике, висела у него над головой.

— Господи… — Он отвернулся, спрятав лицо в подушку.

— Да, сын мой, это я.

— Иди к черту.

Гарри хлопнулся на кровать.

— Я влюбился, — объявил он.

— Как его зовут?

— Не надо так. Она — финка. — Он закурил.

— Финка?

— Шведская финка.

— Шведская финка?

— Ну да. В Финляндии их полным-полно, шведских финок.

— Ох, Гарри…

— Что?

— Она, случайно, не родственница той швейцарки, что ты встретил в Милане?

— Мои деньги ее не интересовали.

— Мои деньги.

— Хотя я и заплатил за обед.

— Ага, теперь понятно, что там у меня на пиджаке.

— Она была очень признательна. — Гарри выпустил в воздух идеально ровное колечко дыма.