Дикий сад

Если верить Кьяре, Эмилио выстрелил в граммофон, чтобы привлечь внимание солдат, тащивших к окну какую-то мебель. Эта деталь ее рассказа, похоже, соответствовала действительности — в деревянном корпусе аппарата виднелась дырка от пули. Глубокая, но не сквозная. Значит, пуля застряла в дереве. Логично. Вот только ее там не было. Следовательно, пулю кто-то вытащил, выковырнул ножом или каким-то другим инструментом. Зазубрины и царапины у входного отверстия подкрепляли этот вывод.

— Посмотри-ка сюда, — подал голос Гарри.

Адам прошел в соседнюю комнату и выглянул в открытое окно. Внизу рабочие устанавливали невысокий деревянный помост. Занятые делом, они не смотрели вверх, но Адам все же притворил ставни.

— Эй, — запротестовал Гарри.

— Ничего, и так видно.

Комнату использовали как спальное помещение. На полу лежали четыре матраца с бельем, сложенными одеялами и взбитыми подушками. Даже зная, что к ночи уйдут, немцы все равно застелили постели.

— Все осталось нетронутым, — заметил Гарри.

Он ошибался. В углу стояли два каталожных ящика. Кто-то определенно просматривал их содержимое, а потом, собрав небрежно бумаги, положил их на полку. Несколько выпорхнувших из стопки листков лежали теперь под слоем пыли, словно ожидающие добычи камбалы.

В следующей комнате, угловой, вероятно, помещался немецкий оперативный штаб. Металлические столы жались к картотечным блокам. Пара трудившихся до конца пишущих машинок так и не успели к последнему грузовику, а в камине, судя по горке пепла, закончила жизнь не одна стопка бумаг. Гарри остался поводить носом, а Адам вышел из комнаты и вернулся к месту трагедии.

Остановившись у порога, он попытался представить, как развивались события. Итак… Эмилио и Маурицио входят через дверь. Гремит музыка, немцы заняты у окна и братьев не видят. Эмилио оглядывает комнату. И что он видит? Разбитое зеркало, следы от пуль на фресках, поломанную мебель. Он поднимает пистолет и стреляет в граммофон.

Дальше, как нетрудно предположить, разговор на повышенных тонах. Что еще сказала Кьяра? Что Эмилио, когда в него выстрелили, стоял у камина.

Адам подошел ближе. Осмотрел облицовочные плиты и стены по обе стороны от камина — если какая-то пуля прошла мимо, на них остался бы след, — но ничего не обнаружил. Зато его внимание привлек коврик, который, похоже, сдвинули на несколько футов. Он опустился на корточки и поднял край коврика.

Пятно было большое, неправильной формы. Эмилио потерял много крови. Судя по отпечатку на нижней стороне коврика, кровавая лужа, когда ее накрыли, еще не высохла. Но Адама заинтересовало кое-что другое: пулевое отверстие в полу, примерно в центре пятна. Наверное, он и не заметил бы его в другом освещении.

Адам наклонился и провел пальцем по окружности углубления. Как и в случае с граммофоном, здесь были видны такие же царапины, оставленные инструментом, с помощью которого пулю выковыривали из половой доски. Сделано это было вскоре после выстрела, потому что кровь в местах зарубок еще не успела впитаться в дерево.

Вытащив пулю, неизвестный не смог скрыть страшную правду. В Эмилио стреляли не от окна; его убили выстрелом в упор, когда он уже лежал на полу.

Услышав шаги брата, Адам опустил угол коврика и поднялся.

Остаток дня прошел незаметно. Мысли путались, словно в тумане. Гарри позвонил куда-то, а потом сообщил, что уезжает в город, что это его последний шанс увидеться со шведской финкой, поскольку к выходным возвращается ее бойфренд. В воскресенье Гарри планировал отправиться в Венецию.

— Одного дня хватит, чтобы прийти в себя после вечеринки, а потом я избавлю тебя от своего присутствия. Скажи, что будешь скучать.

— Буду скучать.

— Почти убедил.

— Это правда.

— Ну, если так, то как насчет небольшой ссуды? Мне же надо на что-то жить.

— Мы поговорим об этом, когда я определюсь со своими планами.

Легко сказать.

Сосредоточиться не получалось. Он ходил как оглоушенный. Дырка в полу была почти уликой против Маурицио. Но только почти. Никакими иными доказательствами он не располагал, и все рассуждения строились исключительно на слухах и домыслах.

Дырка в полу меняла все. Эмилио застрелили, когда он лежал. Этот вывод противоречил версии Маурицио и Гаетано и указывал на их сговор. Что касается Бенедетто, то он, вероятно, узнал правду о случившемся почти сразу. Кто, кроме него, мог извлечь пули из пола и граммофона? Погубить единственного оставшегося сына Бенедетто не мог, но и ничего не делать тоже. Он выбрал третий вариант: запереть верхний этаж и похоронить Эмилио в семейной часовне, которая стала для Маурицио вечным напоминанием о совершенном им гнусном преступлении.