Вот, значит, что! Записка попала Сайласу в руки, и он превратно истолковал ее содержание. Теперь у Джессики осталось немного возможностей для маневра. Муж знал, что Гай Хендли замешан в этом деле либо в качестве укрывателя беглого раба, либо в качестве ее любовника. Выгораживать учителя далее не имело ни малейшего смысла. Джессика взглянула на мужа. Ей было его ужасно жалко. Как же он, должно быть, намучился! Впрочем, женщина была уверена и в другом: если Сайлас вернет Иезекииля его хозяину, их браку наступит конец.
— Это не то, что ты подумал, — проведя кончиками пальцев по раскрасневшейся скуле мужа, заверила она его. — Я никогда тебе не изменяла. Гай Хендли — «кондуктор» Подпольной железной дороги. Он обратился ко мне за помощью, попросил спрятать Иезекииля от головорезов Лоримера до тех пор, пока не сможет переправить его в более безопасное место. Гай должен был уже нанести мне визит и сказать, что все в порядке, но, видимо, столкнулся с какими-то проблемами. Если меня и надо повесить, то пусть уж вешают за то, в чем я виновата.
Зажмурившись, Сайлас постарался дышать ровнее.
— Боже мой, Джессика! Ты являешься для меня и жизнью, и смертью. Когда я прочел записку, то подумал о самом плохом…
Мужчина посмотрел на раба, который по-прежнему стоял, вжавшись в стену. У того был взгляд животного, запертого в клетке.
Затем Сайлас вновь глянул на жену.
— Ты совершенно измучила меня. Чего ты от меня хочешь?
— Ты поможешь? — спросила Джессика, боясь этому поверить.
— Я не собираюсь иметь дело с побегом Иезекииля.
— Сайлас! Ты же не вернешь его Лоримеру?
— Лоример может сколько угодно копаться в своей грязи. Здесь я ему не помощник.
— Благослови тебя Господь, мистер Толивер, — сказал Иезекииль и, расплакавшись, опустился на пол.
Глава 51
Сайлас никогда прежде не смотрел в глаза рабу, ну разве что когда хотел узнать, говорит ли тот правду или лжет, здоров ли он или болен. Прежде он никогда не замечал признаков душевных переживаний на лицах рабов, оставаясь слепым к теням боли, печали, надежды либо страстного желания на рабском челе. Хозяину не пристало интересоваться чувствами рабов. Это не в его интересах. Вот только Сайласу никак не удавалось забыть выражение глаз Иезекииля после того, как Джессика постаралась заставить мужа увидеть ситуацию глазами раба.
— Поднимаю ставку на доллар. Сайлас! Ты меня слышишь? Я поднимаю на доллар.
— Что? А… да… да. Это уже слишком для меня. Я пас.
— Сегодня мыслями ты путешествуешь где-то далеко,
— У меня есть много того, над чем стоит подумать, — очень тихо ответил Сайлас.
— И на сердце у тебя неспокойно, если я не ошибаюсь.
— Не ошибаешься, Анри. Ты всегда был проницателен.
За покерным столом их собралось шестеро — четверо плантаторов, Джереми и Анри. В комнате клубился густой табачный дым. Лоример Дэвис щедро потчевал своих гостей: была открыта коробка со скрученными вручную сигарами, графины с виски наполнялись по мере того, как пустели, буфетная стойка ломилась от лучших яств, принесенных из кладовой. Разговор шел, главным образом, о неуловимом рабе и обстоятельствах, связанных с его бегством.
— Мы думаем, что он отправился в Хьюстон, дабы отыскать свою жену, — рассказывал Лоример. — Долго он так скрываться не сможет. Я предупредил все патрули, всех маршалов и охотников за беглыми рабами. Я уведомил Дэймона Миллигана, купившего ту женщину. Дэймон будет настороже.
— А негр знает, где ее искать? — спросил Сайлас.
Лоример демонстративно округлил глаза.
— Да. И все благодаря излишней сентиментальности моей супруги! Стефани пожалела парня и попросила мистера Дэймона записать название его плантации и адрес. Супруга хотела, чтобы негр не сомневался, что она сможет время от времени отсылать весточку его жене.
— Очень мило с ее стороны, — заметил Джереми.
Лоример пожал плечами и скривился.
— Мне не следовало потворствовать ее прихоти, но я только что продал лучшую горничную Стефани — что мне еще оставалось делать? Когда Дэймон положил глаз на Деллу, он сделал мне такое предложение, от которого я просто не смог отказаться. Не будь я таким покладистым, негр не знал бы, где она сейчас, и, вполне возможно, не пустился бы в бега.
— Ты не можешь укорять себя за обладание добрым сердцем, Лоример, — сказал один из плантаторов.