Дикий цветок

Присцилла отпихнула мужа в сторону. Тот, потеряв равновесие, упал. Прижав мертвую дочь к груди, женщина принялась убаюкивать ее, словно ребенка. Поднявшись на ноги, Томас присел на ближайший стул и закрыл лицо руками. Из глаз заструились слезы. Он видел, что врач и Анна, сказав что-то его матери, вышли из комнаты. За ними последовала акушерка. Подошла Джессика и положила руку ему на плечо. Легкая ручка давила с каменной силой. Это было выше простого знака сочувствия, выше понимания его горя. Томас поднял свое заплаканное лицо.

— Мы, Толиверы, прокляты, мама?

Джессика прикрыла глаза. Лицо ее осунулось. Томас вдруг подумал о том, насколько мама стара. В октябре ей исполнится семьдесят лет. В октябре же погиб его сын.

— Я не знаю, — произнесла Джессика.

— А я знаю! — вдруг завопила Присцилла.

Женщина повернулась к ним, все еще прижимая мертвую дочь к груди. В заплаканных глазах читалось отвращение. Рот скривился.

— Вы, Толиверы, прокляты! Прокляты! Прокляты! А мой мальчик, а теперь и моя дочь из-за этого проклятия мертвы! Боже правый! Как бы я желала никогда не связываться с вашей семьей, никогда вас не видеть! Господи! Будьте вы прокляты!

Скоро сюда войдет Вернон. Нельзя, чтобы он это слышал. Томас заставил себя говорить спокойно.

— Пожалуйста, Присцилла, ты убита горем и сама не понимаешь, что говоришь…

— Иди к черту!

Присцилла осторожно положила тело дочери на кровать и выпрямилась, не отрывая взгляда от мужа и свекрови. Шляпка сбилась набок. Украшенный лентами лиф ее платья пропитался потом дочери. Глаза сверкали маниакальным огнем. Губы жутко кривились. Голос перешел на визг. Она принялась сыпать оскорблениями, совершенно не заботясь о последствиях.

— Отец Джессики заплатил Сайласу Толиверу, чтобы он бросил девушку, которую любил, и взял в жены твою мать, Томас. Ты об этом знаешь? За полученные деньги Сайлас купил Сомерсет, священный алтарь, перед которым вы, Толиверы, молитесь.

Присцилла бросилась к стулу, на котором сидел Томас, чтобы высказать все, что она думает, прямо ему в лицо.

— Твоя бабушка предрекла, что из-за этого на вашу землю падет проклятие. Твой отец поверил в него, когда потерял своего сына и других детей, которые у него были бы, если бы он не предал девушку, на которой собирался жениться. До самой смерти твой отец верил в то, что над его детьми, наследниками Сомерсета, тяготеет проклятие, вызванное сделкой, которую он заключил с дьяволом.

Ошеломленный, все еще не в силах встать со стула, Томас выдавил:

— Откуда ты это узнала?

— Она прочла мои дневники, — спокойно заявила Джессика.

Присцилла заморгала и затем уставилась на Джессику так, словно только сейчас заметила ее присутствие в комнате. Томас видел, что ярость уступила место недоумению.

— Ты читала дневники моей мамы? — прохрипел он.

Присцилла отшатнулась от мужа. Она зажмурилась и прижала пальцы к вискам, словно не могла понять, где же очутилась.

— Нет! Я кое-что слышала… слухи…

— Боюсь, что это неправда, — сказала Джессика.

Пожилая женщина подошла к кровати и провела тыльной стороной ладони по щеке внучки. Склонившись, она поцеловала ее в мертвенно-белый лоб.

— Покойся с миром, милая девочка.

Выпрямившись, Джессика устремила взгляд на Томаса и Присциллу. Выражение ее лица было столь же бесстрастным, как у мраморной статуи.

— Осторожнее в словах. Вернон уже в вестибюле.

— Задержи его ненадолго, мама, и прикрой за собой дверь, — сказал Томас уходящей Джессике.

Присцилла вся съежилась.

Когда дверь закрылась, мужчина спросил:

— Это правда? Ты прочла мамины дневники?

— Нет! И какое это имеет значение? Наша дочь мертва.

Присцилла закрыла лицо руками и снова разрыдалась.

Томас тяжело поднялся со стула. Он понимал, что должен обнять мать своей дочери, но не мог. Чувства к этой женщине были столь же мертвы, как и тело под пропитанной кровью простыней.

— Надо поговорить с Тайлером, попросить разрешения забрать нашу дочь домой, — сказал он.

Четыре дня спустя на семейном кладбище состоялись похороны Регины Елизаветы Толивер Мак-Корд. Там же упокоили ее мертворожденного сына. Печальные, члены семьи Толиверов собрались в гостиной особняка. Они тихонько сидели на мягких, набитых конским волосом стульях и диванах, слишком изнуренные эмоционально, для того чтобы разговаривать. Присцилла и Джессика не сняли шляпок. Томас и Вернон не ослабили узлов туго завязанных галстуков. Эми молча внесла поднос с чаем и сдобным печеньем, а потом все так же молча вышла из гостиной.

Томас и Присцилла старались не разговаривать друг с другом без особой нужды после того, как маленькая кавалькада вернулась на Хьюстон-авеню, везя с собой в повозке тело дочери, которое предстояло обмыть, переодеть и выставить в гробу для панихиды. Плотно сжав губы, с глазами, где не было видно ни слезинки, они приветствовали множество посетителей, стоя в комнате как можно дальше друг от друга. Первую ночь по возвращении от Мак-Кордов Томас провел в одной из комнат для гостей. На следующий день он приказал прислуге перенести его вещи из их общей с Присциллой спальни на новое место.

— Надо что-то сказать, — произнес Вернон.