Коннор, конечно, был прав. У меня давно была нервная реакция на женщин, нуждающихся в помощи, особенно на такую молодую и невинную женщину, как Елена Сантьяго. Я бы поставил на то, что не так уж много людей заслуживают такой участи, как Диего Гонсалес, но я уверен, что это не так. Тем не менее, это был импульс, который вернет меня туда, куда, как я думал, я уже не вернусь.
Одно дело ехать в Грецию, в Токио, в Париж в поисках Анастасии, когда Лиаму нужна была помощь в поисках женщины, которую он любил. Одно дело, вернуться в Москву, чтобы попытаться помочь Максу спасти Сашу, последовать за ними в Италию и обратно на Санторини. Но Мексика…
Есть много стран, о которых сохранились воспоминания, как хорошие, так и плохие. Москва была худшей, но Москва была моим домом задолго до нее. Токио тоже был местом, где я не мог избавиться от ее призрака, даже если бы захотел. Я пошел туда, потому что должен был, потому что я уже был на охоте, и было слишком поздно поворачивать назад. Трудно сказать, где именно я влюбился в Лидию. Но я знаю все места, куда мне меньше всего хотелось возвращаться, чтобы вновь увидеть призраков прошлого, Мексика была тем, что пришло на ум в первую очередь.
— Ты бы хотела, чтобы я помог. — Я лежу на спине, смотрю в потолок и подношу стакан водки к губам, старая знакомая боль наполняет меня при воспоминании о ней. — Ты — причина, по которой я продолжаю это делать. Я вижу тебя всегда. Тебя нуждающуюся во мне.
Светлые волосы и голубые глаза. Смех, который может поднять настроение мужчине в худшие времена, остроумие и еще более резкое отношение. Слова, которые могут пробирать до костей или скользить по коже, как шелк. Желание настолько сильное, что причиняет боль…
Счастье и горе в равной мере.
Я знаю, прошло слишком много времени, чтобы я все еще мог говорить с ней вслух вот так, в темной тишине ночи. Слишком часто я убеждаюсь, что в постели со мной есть кто-то еще, поэтому мне не нужно вспоминать, чтобы не было тишины, которую нужно заполнить. Чтобы я мог притвориться, что я снова молодой человек, до того, как встретил ее. Чтобы я мог представить, что все это еще впереди. Вся любовь и вся боль. Боль настолько сильная, что иногда я задаюсь вопросом, не делал бы я этого вообще, если бы знал, как это будет больно. И тогда я вспоминаю ее, каждое мгновение: на белых гостиничных простынях и хрустящем золотом песке, под лунной токийской ночью, с каплями воды из онсэна, прилипшими к ее коже.
Неважно, насколько четко это разделило мою жизнь надвое — на человека, которым я был до Лидии Петровы, и того, кем я стал после.
3
ЕЛЕНА
Я знаю, что дела, должно быть, плохи, раз мой завтрак приносят мне в комнату, вместо того чтобы я спустилась за ним вниз. Одна из горничных приносит его, бледная и нервничающая, и оставляет у моей кровати. Я мельком замечаю Хосе за дверью, когда она уходит, хватая горничную за руку и что-то шепча ей тихим голосом. Атмосфера в доме напряженная, как грозовые тучи, собирающиеся перед бурей. Я чувствую это даже из своей комнаты, как низкий гул, от которого у меня сводит зубы, и я начинаю нервничать и не могу сосредоточиться ни на чем, даже на одной из новых книг, которую я купила несколько дней назад.
Я провожу часть утра, расхаживая взад-вперед, выбирая еду на подносе и открывая окно своей спальни, чтобы впустить хоть какой-нибудь ветерок, поскольку в комнате становится жарко и душно из-за надвигающегося полуденного тепла. Я ловлю себя на том, что начинаю желать, чтобы что-нибудь произошло, просто чтобы нарушить монотонность. Если бы Изабелла была здесь, мы бы уже выбрались в сад. Она никогда бы не смогла вынести такого содержания взаперти и никогда бы не прислушалась к предполагаемой необходимости оставаться там, куда ее поместили. Но без нее у меня не хватит смелости улизнуть самой. Поэтому, я остаюсь в своей комнате, все больше и больше тревожась, пока не слышу резкий стук в дверь. Я знаю, что это моя мать, еще до того, как она открывает дверь и заходит, я знаю, как она стучит после всех этих лет, быстро и нетерпеливо, как будто ей не нравится, что у нее отнимают так много времени.
— Твой отец хочет видеть тебя, Елена, — натянуто говорит она. Я знаю, что она не простила меня за прошлую ночь, или за то, что я не упросила моего отца отправить меня к Диего, чтобы загладить вину за то, что Изабелла не смогла стать его женой. — Он попросил тебя зайти к нему в кабинет.
— Для чего? — Я встаю, чувствуя, как мой желудок сжимается в узел, и она поджимает губы.
— Ну, он мне ничего не сказал, — лукаво говорит она, отступая от двери. — Просто пойдем. И постарайся делать, как тебе говорят.