Дикий убийца

Чувство вины захлестывает меня, когда я вижу выражение его лица.

— Прости, — шепчу я. — Я не хотела заходить так далеко. Я отвлеклась, и не успела я опомниться…

— Я знаю, — мягко говорит он. — Сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Что случилось?

Я тяжело сглатываю, мой желудок снова скручивается в узел при воспоминании об этом.

— Я увидела змею на дереве, — шепчу я, чувствуя легкую тошноту. — Она выскользнула и погналась за мной. Я думала, что смогу обогнать ее… она была такой большой… и, возможно, я смогла бы, но я споткнулась, когда попыталась убежать. Я думала, она меня достанет… задушит меня…

При этой мысли к горлу подкатывает тошнота, и я вынуждена остановиться, потянувшись за одной из бутылок с водой. Левин массирует мне спину одной рукой, медленно описывая круги, пока я снова не могу говорить.

— Она сломана? — Слабо спрашиваю я, кивая на свою лодыжку.

— Я не уверен. — Он сдвигается, направляясь к моим ногам, осторожно поднимает мою ногу и кладет себе на колени. — Это может быть немного больно, — предупреждает он, поворачивая мою ногу в сторону, осторожно касаясь опухшей плоти вокруг лодыжки, надавливая пальцами на мою ступню и шевеля пальцами ног, пока не увидит, что болит, а что нет. Он прав, что это причиняет боль, я невольно вскрикиваю, когда он касается области вокруг моей лодыжки, и не могу сдержать еще один тихий стон боли, когда он пытается немного повернуть мою ногу. — Я не думаю, что она сломана, — наконец говорит Левин, осторожно укладывая мою ногу обратно на одеяло. — Я не могу быть уверен, очевидно, для этого нам придется обратиться к врачу. Но я совершенно уверен, что нам все еще нужно зафиксировать ее.

Он наклоняется, роясь в сумке.

— Здесь есть медицинские принадлежности… я думаю, тут были какие-то бинты.

Это занимает некоторое время, но он достает толстую повязку, которая, похоже, может помочь стабилизировать мою травму.

— Это тоже будет неприятно, — предупреждает он, снова кладя мою ногу себе на колени. — Но после этого должно стать немного лучше.

Я закусываю губу, пока он наматывает бинт на мою ступню и лодыжку, не желая заставлять его чувствовать себя хуже, чем он уже чувствует. Я могу сказать, что ему не нравится тот факт, что мне больно, его прикосновения настолько осторожны и успокаивающие, насколько это возможно, когда он перевязывает рану.

— Ну вот, — наконец говорит Левин, помогая мне перестроиться, когда он закончил. — Я возвращаюсь к деревьям, чтобы найти змею, — говорит он после минутного колебания. — Я знаю, это звучит не очень хорошо, но это еда. Это поможет нам отложить разбор того, что осталось от пайков.

Лично я не знаю, смогу ли я это переварить, но я киваю. Я знаю, что это имеет смысл, даже если я не имею ни малейшего представления, как я собираюсь это есть.

— Постарайся немного поспать, — предлагает Левин. — Если сможешь.

Я тоже не уверена, как мне это удастся, но я переворачиваюсь на другую сторону, благодарная хотя бы за то, что вывихнутая лодыжка находится на той же стороне, что и все еще заживающий порез от авиакатастрофы. Песок кажется еще более комковатым и неудобным, чем обычно, и слишком горячим для одеяла, поэтому я скатываю его и подсовываю под голову в качестве импровизированной подушки. Я не думала, что смогу заснуть, но, должно быть, заснула, потому что, когда я снова открываю глаза, Левин сидит у костра, и я вижу густую тень дальше по пляжу, которая, как я знаю, с дрожью по спине, должна быть трупом змеи.

— Я подумал, что ты не захочешь рассматривать ее слишком близко, — объясняет Левин, когда видит, куда направлен мой взгляд. — Я позабочусь о том, чтобы нарезать ее и приготовить, как только смогу.

Я киваю, снова чувствуя комок в горле. Ты съешь это, если достаточно проголодаешься, говорю я себе, садясь и вытягивая ногу перед собой. Но по мере того, как ночь продолжается, и я ложусь спать под запах разделки и приготовления мяса Левином, я не уверена, что это правда.

* * *

Я проспала большую часть следующего дня, боль в лодыжке не давала мне уснуть большую часть ночи и оставляла меня измотанной. Левин будит меня, чтобы покормить из продуктового пакета и дать немного воды, прежде чем я снова засну, просыпаясь в сумерках и видя, как он возится с радио.

— Есть успехи? — Тихо спрашиваю я, и он поднимает взгляд с напряженным выражением лица. Я могу сказать, что он не хочет отвечать.

— Нет, — наконец говорит он, откладывая его в сторону. — Ничего.

На мгновение воцаряется тяжелое молчание, и я сжимаю губы, сдерживая слезы, наворачивающиеся на глаза. На самом деле я не ожидала другого ответа, но его все равно трудно слышать.

— Я хочу посидеть с тобой у огня, — говорю я наконец. — Я бы действительно хотела, чтобы меня ненадолго обняли.

Странно спрашивать, но Левин просто кивает. Он встает, помогает мне встать с одеяла, а затем садится на песок рядом с костром, лицом к воде, я спиной к его груди сажусь между его ног.