Дикий вьюнок

Наверное, и он слишком долго ждал. Мне показалось, он ко мне просто бросился. Не знаю, что было бы, попытайся я его остановить. Услышал бы он отказ? Но с другой стороны, какая разница, ведь я не собиралась этого делать.

Я много чего слышала о близких отношениях, в бараках не очень-то было принято приглушать голоса, рассказывая о личном. Та же Роксана не шибко стеснялась, пересказывая, как бывает, сносит крышу. Ну и конечно я ни разу не верила, что нечто подобное происходит на самом деле.

И это тоже было неважно, потому что когда его глаза оказались так близко, что смотреть куда-то еще стало просто невозможно, а руки обнимали меня так уверено, будто именно для этого и созданы, я успела подумать, что никогда и никто не смотрел на меня настолько восторженно и откровенно.

А потом просто растворилась в нем. Как-то вдруг нас перестало быть двое и одежда оказалась чем-то совершено лишним, так что ее наличие вызывало почти недоумение. И постоянно казалось, что он еще слишком далеко, гораздо дальше, чем должен быть.

Все время, когда его губы не были заняты, он почти неслышно что-то шептал, я разобрала свое имя и еще много знакомых слов, но толком не вслушивалась, потому что временами этот шепот походил на тихую жалобу. Вполне вероятно это и была она — единственная возможная для него форма пожаловаться на все, что произошло во времена, когда мы были слишком далеко друг от друга.

Когда я упала на кровать, то даже не почувствовала боли, хотя вероятно должна была с такой высоты удариться спиной. Янош оказался сверху и скользя по моему лицу горящими глазами, неуверенно сообщил:

— Ты должна сказать, чтобы сейчас я не спешил. Слышишь? Скажи!

И его губы, словно прозвучавшая только что просьба их никоим образом не касалась, снова скользили, крепко прижимаясь к моей коже.

— Зачем?

— Иначе тебе будет больно.

— Ну и что?

Он опять с усилием оторвался, словно в виде компенсации обнимая меня еще крепче, хотя крепче казалось давно уже некуда.

— Ведь это только раз, слышишь, — пьяно зашептал на ухо. — Всего раз, а потом… потом будет только лучше и лучше. Я обещаю.

Я запустила руки в его волосы, поднимая голову и заглядывая в его глаза. Они сверкали, как самые яркие звезды, переливались бликами света даже в тени одной-единственной горящей свечи. Это лицо над моим казалось странным сплавом камня и беспрерывно движущегося потока пыли. Я заглянула в самую глубину глаз, где плавали мои бесстыдные отражения и увидела там кое-что поразительное.

— Ты не сможешь не спешить, — заявила я и с удивлением услышала свой собственный радостный смех. Не знаю, чему именно я так обрадовалась. — Не сможешь… Но я и не хочу, чтобы ты сдерживался. Ни капли.

Почему-то я очень хорошо помню свою последнюю более-менее связную мысль перед тем, как мне стало не до размышлений.

Я вспомнила лицо Роксаны и ее слегка снисходительный голос. «Это только в первый раз больно, потерпишь и все», — уверено говорила она.

Если бы я могла, я бы рассмеялась и ответила бы этому воспоминанию, что на самом деле все совсем не так. О каком «потерпишь» речь? Мне понравилась каждая минута происходящего, настолько все они были настоящими и какими-то правильными. Мне понравилось все. Даже боль.

А больше всего — нравилось знать, что это только начало.

Заснул Янош в моей комнате, с инстинктом захватчика присвоив себе мою подушку, мое одеяло и собственно, чего скрывать, даже мое тело. Думаю, если бы я попыталась, к примеру, столкнуть его с кровати, то пришлось бы падать вместе с ним, потому что он не отпускал меня даже во сне.

А я вдруг выяснила, что спать в одной постели с мужем совсем не то же самое, что спать с подругами. Ведь не станешь же прижиматься к ее боку, где теплее всего и таять от одного воспоминания о лежавшем рядом теле? И уж рядом с подругами совсем невозможен вариант, когда посреди ночи просыпаешься и с удивлением обнаруживаешь, куда именно способны заползти его руки. Причем, видимо, неосознанно, потому что их хозяин крепко спит.

Проснулась я как обычно, когда заря только-только окрашивала небо розовым. Янош спал все так же крепко, похоже, сказывались последние дни вынужденного бодрствования и вообще усталость, как физическая, так и моральная.

Женщины все же гораздо крепче, с гордостью решила я, выползая из-под его руки и одеваясь. Он что-то недовольно бурчал, пока я умывалась и расчесывалась, но так и не проснулся.

Спустившись в зал, я поняла, что попала ко времени, когда на кухне только-только разжигают печь. И почему-то не вернулась в комнату, а предпочла остаться и ждать, пока мне не приготовят завтрак, сидя за пустым столом и слушая звуки доносящейся из кухни возни и обрывки разговоров. Хотя завтрак мог и подождать… первым делом я попросила заварить мне мурсовки, которую пьют, чтобы не было детей. Довольно сложный сбор, поэтому не самый дешевый, но думаю, теперь легко могу себе позволить нечто подобное.