Атмосфера по-прежнему глубоко и неисправимо отравлена. Эта отрава, накапливающаяся десятилетиями до Катастрофы, и была причиной, вызвавшей Катастрофу. Теперь она никому не вредна, кроме новорожденных. Чума в своей лейкомийной разновидности по-прежнему брала наугад одного из четырех новорожденных и убивала в течение шести месяцев.
А выжившие становились невосприимчивыми к канцерогенам. Но были и другие печали.
Ниже по реке не дымила ни одна фабрика. Ни один автомобиль не отравлял воздух своими выхлопами, а немногие оставшиеся работали на батареях или от парового двигателя.
Но не стало и певчих птиц.
Воздействие чумы было видно повсюду, оно все еще носило характер эпидемии, но все же не предотвратило войну. Война на Ближнем Востоке велась даже свирепей, чем в густонаселенном мире. Соединенные Штаты снабжали Египетско-Израильскую сторону оружием, снаряжением, самолетами и многочисленными «военными советниками». Китай, в свою очередь, оказывал поддержку Ираку, хотя еще не посылал своих солдат. Россия и Индия пока держались в стороне. Но теперь Афганистан и Бразилия начали поддерживать Ирано-Ирак, а Пакистан склонялся на сторону Египто-Израиля. Индия может запланировать соединение с Китаем, а это может испугать СССР и подтолкнуть его на сторону США. Так в конфликт вовлекаются двенадцать ядерных держав, по шесть с каждой стороны. Тем временем Иерусалим лежит в развалинах, в Саудовской Аравии и в Ираке гражданское население живет в норах, танки и самолеты посылают огонь в воздух и холеру в воду, а дети выползают из нор, облепленные напалмом.
«В Иоганнесбурге по-прежнему убивают белых», — сделал Орр вывод по газетному заголовку в витрине на углу. Уже прошло несколько лет после восстания, а в Южной Африке еще есть белые, на которых идет охота. Люди жестоки.
Орр поднимался по серым холмам Портленда, и теплый дождь мягко касался его головы.
В кабинете с большим угловым окном, за которым шел дождь, он сказал:
— Пожалуйста, доктор Хабер, перестаньте с помощью моих снов улучшать действительность. Не поможет. Это неправильно. И я хочу вылечиться.
— Это существенное условие вашего выздоровления, Джордж! Вы должны этого хотеть.
— Вы мне не ответили. Вы пользуетесь моими эффективными снами, чтобы изменить мир. Но не хотите признаваться в том, что делаете это. Почему?
— Джордж, вы должны понять, что задаете вопросы, которые с вашей точки зрения кажутся разумными, а с моей точки зрения не имеют ответа. Мы по-разному воспринимаем реальность.
— Не так уж по-разному, если у нас всегда есть о чем поговорить.
— Да, к счастью. Но не всегда можно спрашивать и отвечать. Не сейчас.
— А я могу отвечать на ваши вопросы и отвечаю. Но во всяком случае, послушайте. Вы не можете продолжать изменять мир.
— Вы говорите так, будто существует какой-то общий моральный принцип, — Хабер смотрел на Орра со своей обычной улыбкой, поглаживая бороду. — Но разве это не главная цель человека на Земле — создавать мир, изменять его, делать лучше?
— Нет!
— Какова же в таком случае его цель?
— Не знаю. У предметов нет цели. Представьте себе вселенную машиной, каждая часть которой имеет свою функцию. Какова функция галактики? Не знаю, имеет ли жизнь цель, и не думаю, чтобы это было важно. Важно, что мы ее часть. Как нить в одежде или травинка в поле. Мир существует, и мы существуем в нем. А то, что мы делаем, подобно ветру в траве.
Последовала небольшая пауза, и Хабер ответил, причем тон его не был ни искренним, ни ободряющим. Он звучал равнодушно, чуть ли не презрительно.
— У вас необыкновенно пассивный взгляд на мир для человека, выросшего на иудо-христианско-рационалистическом Западе. Вы — нечто, вроде прирожденного буддиста. Вы изучали когда-нибудь восточный мистицизм, Джордж?
Последний вопрос с его очевидным ответом был открытой насмешкой.
— Нет. Я ничего о нем не знаю. Я знаю, что нельзя изменять ход событий.
Непрозрачные, темные глаза встретили его взгляд.
— А что случилось вчера, Джордж?
Нет выхода.
И Хабер использовал пентопол, чтобы ослабить сопротивляемость Орра гипнотическим процедурам. Орр подчинился уколу, смотрел, как игла лишь мгновенной болью скользнула в вену его руки. У него нет выбора и никогда не было. Он мог лишь мечтать.
Хабер куда-то вышел, поджидая, пока средство подействует, но через пятнадцать минут вернулся, порывистый, жизнерадостный и равнодушный.
— Прекрасно! Начнем, Джордж!
Орр с ужасной отчетливостью знал, о чем пойдет речь сегодня: война. Газеты полны ею, даже мозг Орра, сопротивлявшийся всему новому, полон ею. Расширяющаяся война на Ближнем Востоке. Хабер кончит ее. А также, несомненно, убийства в Африке, потому что Хабер благожелательный человек. Он хочет сделать мир лучше.
Цель оправдывает средства. Но что если цели никогда не достигнуть? У нас есть только средства. Орр лежал на кушетке, закрыв глаза. Рука коснулась его горла.
— Вы входите в гипнотическое состояние, Джордж, — послышался глубокий голос Хабера. — Вы…
Тьма.
Во тьме.
Еще не ночь — поздние сумерки в поле.