Дикий

— Да! — соглашаюсь я и поясняю это «да» таким образом, что хозяин удивляется еще больше. — Мы сильная организация и способны вести войну в любом регионе. Но я хочу, чтобы этот пидор был трахнут здесь именно вами. Вы должны наказать эту падаль за обжорство, а не мы. Он должен сдохнуть, как пес, как последняя дешевка со шваброй в жопе!..

Диалог всегда выгоднее вести на контрастах. Сперва я деликатничал, подбирал слова, льстил, но в конце перешел на уголовный язык, и в конце разговора наши роли с хозяином поменялись. Теперь уже я был хозяином, а «папик» меня слушался.

Я достал из кармана куртки пачку стодолларовых купюр, перетянутых резинкой, и положил на стол между нашими чашечками. В пачке десять тысяч баксов, и это убедительный финал разговора.

— Остальную сумму получите, когда будет сделана работа, — говорю я несколько ошеломленному хозяину и поднимаюсь. — Надеюсь встретиться с вами еще раз и выпить вашего прославленного краснодарского чая уже просто так, без проблем.

«Папик» оживает наконец, вскакивает, провожает меня до машины, угодливо шутит.

Вернувшись в станицу, нахожу Леху и говорю ему, чтобы не рыпался на попятную, а продолжал заниматься своим рисом. Через пару дней забираю его в Крымск. Оттуда пришли новости — у одной из местных группировок по дороге в Новороссийск разбился лидер, молодой еще парень, многим уже изрядно поднадоевший. Хорошие новости. Леха не в курсе, ему пока знать не надо. Я просто хочу его познакомить с крымским «папой» на будущее. «Папа» оказался на самом деле «папой» — из тех, кто слов на ветер не бросает.

Мы подъезжаем к знакомому дому, и нам отворяют ворота чуть ли не с поклонами. «Папа» стоит на крыльце в домашнем роскошном халате поверх костюма, словно барин времен крепостного права. Я приветствую его. Мы улыбаемся друг другу, жмем руки, будто те же баре после удачной охоты. Да так оно и есть.

Знакомлю «папу» с Лехой.

— Очень рад, очень рад, молодой человек! — растекается улыбкой хозяин.

— Здравствуйте, — говорит Леха.

— Вы хорошо выглядите, — говорю я, пока мы проходим на веранду и усаживаемся за плетеный столик, сервированный для чаепития. — Вам местный климат на пользу.

— Вы правы, вы правы! — «Папа» уютно усаживается напротив нас с Лехой. — Но так получается не со всеми! — Он наливает чай, предлагает конфетки. — Некоторые даже в холодное время перегреваются на солнце и слетают с дороги, бьют машины и себя калечат. Можно сказать, убивают. — Хозяин медлит, сквозь напускное гостеприимство проступает холодок, и он добавляет почти свирепо: — И дальше так станут биться.

— Естественно, — соглашаюсь я с ним, а Леха хлопает глазами, не понимает нашего диалога.

Я более подробно представляю Леху, объясняя, что он здесь ведет все дела нашей организации, транснациональной, можно сказать, русско-украинской корпорации. И у нас, мол, обширные интересы, требующие добрых отношений с авторитетными людьми края. И т. д., одним словом, и т. п. «Папа» со всем согласен безоговорочно. Передаю ему пакет со второй порцией долларов, еще десять тысяч.

— Прошу принять в знак уважения, — говорю.

«Папа» почти выхватывает пакет и быстро, не заглядывая, прячет его в карман халата.

Более о делах не базарим, а беседуем о погоде, винах, женщинах, путешествиях, остаемся обедать, играем в бильярд. «Папа» вбивает в лузы шар за шаром, откровенничает, рассказывает, как в молодости катал шары по курортам.

— Неплохие тоже случались деньки, — с грустью говорит он.

Когда наступает вечер, мы уезжаем. «Папа» сам отворяет ворота и машет рукой. Летим в ночи на БМВ в станицу. Поглядываю в зеркало — кто там едет за нами? «Папа» с бильярда переквалифицировался на сшибание машин в кюветы… Хотя это уже излишняя предосторожность. Нет, излишней предосторожности не бывает. Бывает излишняя активность. Моя активность теперь — излишняя. Я свечусь где попало, а этого делать не следует. Просто я начинаю забывать мотивы своей деятельности. А мотивы мои просты — надо замочить вершки наркопирамиды и жить дальше без киллеров на хвосте. Пока я замочил кучу корешков и с помощью этих покойников и живого Анвера должен добраться до вершины пирамиды. На моей совести чемодан наркоты, и для меня срока давности не существует. Вот это я должен помнить всегда…

— Босс, чего это он перед нами так хвост распушил? — спрашивает Леха, и я сперва не понимаю вопроса.

— Да так, — наконец нахожу что ответить. — Уважают нас теперь некоторые люди.

— Понятно, — соглашается Леха и засыпает, а я рулю дальше. И в зеркальце дальнего вида все-таки посматриваю.