В июне, в тот момент, когда его персонаж познакомился со складом Мердстона и Гринби, Диккенс неловко упал на левый бок. Трудно сказать, стало ли внезапное возобновление почечных болей следствием этой случайной травмы или другой, более глубокой, оставленной воспоминаниями… После краткого пребывания в Бродстерсе он вместе с Личем стал подыскивать себе еще более спокойное место для летнего отдыха; им стал Бончерч на острове Уайт. Начиналось всё наилучшим образом. «Это место — совершенная свобода — из таких, какие вам нравятся, — писал он Форстеру, — красота повсюду и во всём». Свято веря в благотворное действие холодного душа, Диккенс приспособил для этой цели фонтан в саду. Первые недели проходили приятным образом в прогулках, пикниках, играх и активном отдыхе всякого рода, но в августе он внезапно заболел. Он мучился от чудовищного насморка, сопровождавшегося сильным жаром и постоянным кашлем, которые донимали его всё чаще и чаще. Возможно, душ оказался слишком холодным… Но если прочитать клиническое описание болезни, сделанное самим Диккенсом в третьем лице («Почти постоянное ощущение недомогания, сопровождающееся потерей сил, у пациента дрожат ноги и руки, когда он хочет взять какой-либо предмет… Состояние полнейшей подавленности, склонность проливать слезы с утра до вечера»), врач скорее отметил бы общий упадок сил, связанный с усталостью, и нарождающуюся депрессию.
В несколько дней климат Бончерча, который по приезде казался ему таким здоровым и бодрящим, стал «невыносимым. Я совершенно убежден, что умру здесь за год». Но не возвращение в Бродстерс, а затем в Лондон чудесным образом излечило его ото всех хворей, а завершение работы над сложным фрагментом «Копперфилда». Продажи романа, сначала просто достойные, достигли весьма приличного уровня; с конца 1849 года Диккенс, вновь обретший хорошую форму, опять начал планировать издание нового журнала.
Печальный опыт с «Часами мистера Хамфри», не говоря уже о «Дейли ньюс», мог бы отвратить его от подобного предприятия. Но нет: воспоминание о неудаче только подстегнуло его, это был своего рода вызов самому себе, без которого он не мог действовать. Он всегда чувствовал потребность напрямую общаться с читателями и отстаивать свои идеи более гибким и непосредственным способом, чем роман. Парадоксальным образом этот период напряженной творческой деятельности (Копперфилд пережил лишь половину своих приключений) показался ему подходящим для дополнительной работы — руководства журналом. У Диккенса энергия рождала энергию, а успех главного проекта определял собой успех побочной деятельности.
Внешне «Домашнее чтение» не сильно отличалось от предыдущих попыток: это была смесь художественных текстов, проблемных статей и репортажей. Но все или почти все из публикуемых материалов явно преследовали параллельные цели народного просвещения и социальной реформы. Оставив иронию и сатиру своим друзьям из «Панча», а политическую теорию — радикальным журналам с узким кругом читателей, Диккенс взял простой и ясный тон популяризации и конкретных обвинений — и попал в «яблочко». Главный редактор, совладелец, обладающий всеми полномочиями и хорошим жалованьем, он собирался охватить самую широкую публику, не ударяясь в демагогию, но с чувством прагматизма, о чем говорит заглавие журнала.
«Домашнее чтение» честно и принципиально рассматривало все социальные проблемы Англии, начиная, разумеется, с главных «коньков» Диккенса: образование для бедных, проблемы с жильем, условия труда рабочих. В середине века промышленная революция уже не шла, а буквально