Дикое племя

— Я уже начала заниматься ими. Они болят?

— Не сильно.

— Я ввела в них лекарство.

— Они пройдут?

— Да, если ты будешь соблюдать чистоту и хорошо питаться и… не будешь столько пить, сколько пил он.

Доро рассмеялся.

— Позаботься о них еще, — сказал он. — Я хочу, чтобы они прошли как можно скорее.

— Но сейчас в них уже есть лекарство. Ему нужно время для действия. — Ей не хотелось прикасаться к его телу, даже для лечения. Не так давно она не предполагала дотрагиваться и до Томаса, но к нему она испытывала расположение, несмотря на его жалкий вид. Если бы не эти его неуправляемые способности, он был бы неплохим человеком. В конце концов он именно таким и оказался. Она с большим желанием похоронила бы его тело, когда Доро оставит его, но она не хотела притрагиваться к нему, пока Доро его носит. Возможно, Доро знал и об этом.

— Я сказал тебе, чтобы ты занялась язвами! — приказал он. — Что я должен сделать в следующий раз, чтобы заставить тебя подчиняться?

Она отвела его в избу, раздела и вновь занялась лечением больного сухопарого тела. Когда она закончила, он велел ей раздеться и лечь рядом ним. Она уже не плакала, потому что ей казалось, что это было бы ему очень приятно. К тому же после всего произошедшего — может быть, впервые за сотню лет — она почувствовала безумную слабость и усталость.

9

Нвеке начала кричать. Доро спокойно прислушивался, понимая, что теперь он был не властен над судьбой девушки. Теперь ему не оставалось ничего, кроме как ждать, напоминая самому себе слова, которые произнесла Энинву. Она еще ни разу не теряла никого из-за кризиса переходного возраста. Она не стала бы, вероятнее всего, порочить это заявление смертью одного из собственных детей.

К тому же Нвеке была достаточно сильной. Сильными были все дети Энинву. А это было очень важно. Весь собственный опыт, который имел Доро по поводу переходного возраста, учил его, что это очень важно. Он позволил своим мыслям перелететь ко времени собственного переходного возраста, а потом вернуться назад, к Нвеке. Он мог вспомнить свой переходный период достаточно ясно. За ним следовали годы, которые стерлись в его памяти, но детские годы и сам переход, которым они завершились, были все еще свежи.

Он был болезненным и чахлым ребенком, последним из двенадцати детей у его матери и единственным, который выжил. Как раз в соответствии с именем, которым Энинву как-то назвала его: Огбанджи. Говорили, что его братья и сестры были крепкими и на вид здоровыми детьми, но они все умерли. Он был костлявый, тощий и очень странный, и, казалось, только его родители считают правильным то, что он остался в живых. Люди за глаза шептались и говорили, будто он нечто большее, чем просто ребенок, он — дух. Они шептались о том, что он не сын своего отца. Мать как могла защищала его, пока он был совсем маленький, а отец, если он действительно был его отцом, признавал его и был рад считать своим сыном.

Его родители старались создать для него лучшие условия, окружали любовью и вниманием. И тот и другой искренне, почти безумно любили и берегли его после смерти одиннадцати детей. Другие люди избегали его всеми способами. Это были рослые величественные люди, которых позже стали называть нубийцами. И им скоро стало ясно, что Доро никогда не вырастет ни высоким, ни величественным. В конце концов стало известно, чем он обладал. Он слышал голоса. Он падал на землю, корчась в конвульсиях. Некоторые из окружающих, опасаясь, что он может напустить на них дьяволов, хотели его убить, но каким-то образом родителям удалось его защитить. Они были готовы пожертвовать собой ради его спасения.

Ему было тринадцать лет, когда он свалился в агонии, захватившей его в переходном возрасте. Сейчас он знал, что это было слишком рано для его возраста. Среди своих «колдунов» он еще ни разу не видел, чтобы перемены наступали так рано. Его жизнь прервалась, но он менял одно тело за другим, словно бы вообще никогда и не умирал. Когда его первое тело умерло, он в первый раз преобразился в другое, в ближайшее к нему живое человеческое тело. Это было тело его матери, на коленях у которой в тот момент он склонил голову.

Он обнаружил, что смотрит вниз, на самого себя, на собственное тело, и ничего не мог понять. Тогда он закричал. С перепугу он попытался убежать, но отец остановил его, задержал, начал расспрашивать о том, что случилось. Он не мог ничего сказать. Он смотрел вниз, видел свое теперь уже женское тело, и его охватила паника. Не соображая, что делает, он преобразился вновь, на этот раз в своего отца.